– Тоже мне, честный человек, – фыркнул себе под нос Гнатюк, нахлобучивая кепочку, когда вышли из директорского кабинета. – Такой кус земли хотел отхряпать!
Они собирались уже было идти к машине, но тут Василь Сергеич заметил кое-что неожиданное. Черный «Лендровер» с московскими номерами (две цифры из номера зачем-то прикрыты радужным сиди-диском) медленно протащился за кустами шиповника, возя тяжелым брюхом по колее.
– Вань, дуй в Балакирево, прошерсти народец еще раз, – рассеянно попросил Ерохин, провожая взглядом «Лендровер».
– А ты?
– А я еще здесь поброжу, – неопределенно ответил Ерохин.
Двигаясь под прикрытием кустов шиповника, он медленно последовал за «Лендровером». И почти не удивился, когда тот остановился возле маленького коттеджа – единственной новой постройки во всем пансионате. Коттедж смотрелся бы совсем чужеродно посреди окружающих его обшарпанных корпусов, если бы не был поставлен в отдалении и густо укрыт зарослями боярышника. Сквозь эти заросли, в которых роились и визжали злые комары, Ерохин и продрался к приоткрытому окошку.
– …шныряет вокруг, сука… – тяжелым басом уронили внутри.
– Два дня уже, говорят, – добавил второй голос.
Третий пробурчал что-то неразборчиво, но с отчетливо начальственными интонациями. Ерохин хотел уже обойти коттедж и заявиться, как положено, через дверь, но внезапно его подергали за локоть.
Василь Сергеич едва не подпрыгнул. За спиной стоял таджик с непроницаемой физиономией и протягивал ему пиджак.
– У Ашота забиль, – громко сказал таджик. – Ашот мне говорит: догони, отдай, хорошая весчь! Жалько будит, если патиряшь!
– Благодарствую, – сквозь зубы процедил Ерохин. – Ты бы еще рупор взял, дружок!
Парень всей плоской смуглой физиономией выразил непонимание. Развернулся – и потопал сквозь кусты напролом, как медведь, ломая ветки.
Когда вспотевший и искусанный комарами Ерохин обошел коттедж и толкнул дверь, внутри уже никого не было. И «Лендровер» укатил.
Дорогу до Балакирева Ерохин решил срезать через поле. Пиджак повесил на локоть, рукава у рубахи закатал, соломинку в рот сунул – и двинулся через душистое разнотравье, ориентируясь на поднимающуюся за дубравой макушку сельской церкви. Припекало здорово, но Василь Сергеич все равно упрямо пер через луг, не прячась в тени дубов. Когда еще получится надышаться таким воздухом!
Раз-другой в месяц Ерохину удавалось выбраться в деревеньку к дряхлеющим родителям. Места своего детства он очень любил и прямо-таки душой оживал, отдохнув там пару дней. Но год назад соседский участок купил бывший таксист Вова, бойкий наглый парень из Владимира, и не стало приезжающему Ерохину покоя. Новый сосед для начала завел брехливого дурного алабая, пугавшего диким лаем мать Василь Сергеича. Привозил компании друзей с визгливо хохочущими девками, каждый раз новыми. Орали на участке, матерились, слушали музыку. «А чо, законом не запрещено!» – рассмеялся парень в лицо Ерохину, когда тот попросил приглушить «радиозону». Сосед пожилого следователя не боялся, хамил вежливенько, с улыбочкой. А один раз, когда Ерохин, предвкушая удовольствие, отправился ранним утром на рыбалку, промчался перед ним по реке на водном скутере, перепугав не только рыбу, но и самого Василь Сергеича.
Нет-нет, надо было успевать надышаться, наглядеться, насладиться изнемогающим от жары летним днем, наполненным до макушки стрекотом кузнечиков и утробным гудением счастливых шмелей.
Кряхтя по-стариковски о том, что все меняется к худшему, Ерохин вошел под своды дубравы. Впереди за деревьями промелькнули какие-то выбеленные руины, и он прищурился. Это еще что?
Оказалось – заброшенный дом. Вернее – контуры дома, словно труп обводили на земле мелом. Все растащили по кирпичикам, только одна стена сарая, исписанная похабщиной, отчего-то осталась нетронутой.
Василь Сергеич увлекся мысленной реконструкцией жилища, а потому шаги за спиной услышал слишком поздно. На голову махом надели что-то темное, мазнув по носу грубой мешковиной, руки скрутили за спиной – и Ерохин потерял опору под ногами.
Извивающегося и мычащего следователя протащили шагов тридцать, подняли вверх. А потом он почувствовал, что летит. Впрочем, свободное падение было недолгим. Ерохин брякнулся на бок, вскрикнул от боли, перекатился на спину и замер, ожидая продолжения. Почему-то ему казалось, что должен грянуть выстрел. Однако выстрела не последовало. Над его головой пошуршали, кто-то коротко бормотнул. И наступила тишина.
Он осторожно пошевелил руками… Свободны! Одним рывком Василь Сергеич сорвал дерюгу с головы и заморгал недоуменно, не сразу поняв, куда попал.
Над головой синел аккуратно вырезанный квадратик неба. Пахло затхлостью и гнилью, бревенчатые стены сходились близко-близко, по ним расползался желто-зеленый склизкий мох. Под спиной что-то зашуршало, и в мозгу ошарашенного следователя стрельнуло ужасом: змея! Одним прыжком он вскочил и прижался к противно холодной стенке.
Никакая не змея. Просто сухая ветка треснула под его тяжестью.
Ерохин вытер со лба холодный пот и оценил обстановку.
Он был в колодце. Судя по всему, очень старом и, на его счастье, много лет заброшенном. Когда-то закидали его землей, потом сверху падали листья с дубов, листья прели, на них ложились новые – и так до тех пор, пока сюда не свалился следователь Ерохин.
Глубокое недоумение по поводу того, кто осмелился проделывать такие штуки со следователем прокуратуры, Василь Сергеич засунул подальше. Сейчас нужно было понять, как выбираться отсюда.
«А ведь дела мои не так уж хороши», – понял Ерохин, когда первая волна эйфории прошла. Поначалу ему показалось, что все неплохо: руки-ноги-позвоночник целы, до края колодца рукой подать, а если он сам и не выберется, то Гнатюк пойдет искать шефа и рано или поздно наткнется на него.
Но вскоре Василь Сергеич более здраво оценил обстановку.
До края колодца было полтора человеческих роста, однако преодолеть их самостоятельно он был не в силах. Ерохин трижды подступался к стенам, пытаясь карабкаться – и трижды срывался. Вроде и падать невысоко, но когда в спине что-то гнусно хрустит, задумаешься, прежде чем повторять попытку. И потом, есть шанс, что Гнатюк, не дождавшись шефа, вернется в город. Телефон у Ерохина не то выпал, не то вытащили нападавшие. К тому времени, когда начнутся серьезные поиски, он просидит тут не меньше суток.
И пиджак стырили, суки!
Воды нет. Еды нет. Ночью заморозки. Уже сейчас промозглая стылость ползет по ногам и подбирается к пояснице. А если те, кто запихнул его сюда, додумаются подбросить улики в другое место (например, пиджак оставят на берегу Оки), то никто и не сунется в эту дубраву. Будут исследовать дно реки, пока Ерохин тихо подыхает в неглубоком засыпанном колодце, вот что обиднее всего! А когда найдут его, решат, что сам свалился сюда по глупости. Несчастный случай! И останется он в памяти всего отдела как старый идиот, погибший нелепой смертью.
