– Даже изложила их в письме в редакцию ковентрийской газеты, – вставила Верити.
– Дальше мы, как и мисс Шарп, вступаем в область домыслов и догадок, – предупредил я. – В качестве улик у нас только свидетельство Каррадерса, список женских церковных комитетов 1940 года и пресловутое письмо в редакцию, не отыскавшееся ни в одной из газет.
Миссис Биттнер понимающе кивнула.
– Собака, которая не лаяла.
– Именно! – обрадовался я. – Фашисты взяли за правило читать газеты противника, выискивая неосторожно разглашенные ценные сведения. Наверное, письмо мисс Шарп со словами «знали о бомбежке заранее» попалось на глаза кому-нибудь из фашистской разведки, радеющему за безопасность шифровальных машин. Последующее расследование выявило, что британское верховное командование выслало в Ковентри в ночь налета истребители ВВС и пыталось заблокировать радиосигналы самолетов-разведчиков.
– И фашисты догадались про «Ультру», – подхватила Верити, – и сменили шифры в «Энигме».
– И мы проиграли кампанию в Северной Африке, а может, сорвали высадку союзных войск…
– И фашисты победили в войне, – глухо проговорила миссис Биттнер. – Но ведь они не победили. Вы им помешали.
– Им помешал континуум, включив систему аварийных мер похитрее, чем в «Ультре», – поправил я. – Единственное, что не укладывалось в общую картину, – сдвиг на переброске Верити. Полное его отсутствие означало бы, что аварийные меры почему-то отказали, но сдвиг был, значит, система защиты работает. Однако, по теории Фудзисаки, диссонансы возникают, когда размер сдвига превышает возможности сети. В нашем же случае сеть легко могла обеспечить как четырнадцатиминутный сдвиг, так и четырехминутный – и все, никакого диссонанса. Выходит, континуум намеренно выпустил Верити именно в этот момент прошлого…
– Хочешь сказать, континуум подстроил спасение Принцессы Арджуманд?
– Да. Чтобы мы подумали, будто ты вызвала диссонанс и его нужно устранять, провели сеанс и завлекли Тосси в Ковентри, где она увидит епископский пенек и напишет в дневнике о событии, перевернувшем всю ее жизнь…
– И дневник прочитает леди Шрапнелл, – продолжила Верити, – и решит восстановить собор, и пошлет меня в Мачингс-Энд выяснять, что произошло с пеньком, чтобы я спасла кошку…
– Чтобы меня отправили ее возвращать, и чтобы потом я подслушал в «Блэкуэлле» про детективы и провел ночь в башне…
– И разгадал тайну епископского пенька, – закончила миссис Биттнер, вставая и решительно взбираясь по крутой лестнице. – И я рада, что вы ее разгадали. Нет ничего тяжелее, чем груз нераскрытого преступления на душе.
Она отворила дверь чердака.
– Меня и так уже скоро бы раскусили. Племянник вовсю уговаривает перебраться в одноэтажную квартиру.
В книгах и визиках чердаки обычно выглядят довольно живописно: велосипед, коллекция больших шляп с перьями, облезлая лошадка-качалка и, разумеется, огромный сундук, где отыскивается пропавшее завещание – или труп.
На чердаке у миссис Биттнер не было ни сундука, ни лошадки-качалки – по крайней мере в обозримом пространстве. Но они вполне могли скрываться где-нибудь в недрах – заодно с потерянным Ковчегом Завета и пирамидой Хеопса.
– О Боже… – Миссис Биттнер в ужасе посмотрела по сторонам. – Боюсь, это скорее «Загадка Ситтафорда», а не «Украденное письмо».
– Агата Кристи, – растолковала Верити. – Улику никто не заметил, потому что она затерялась в шкафу среди клюшек для гольфа, теннисных ракеток и прочего хлама.
Прочий хлам – это мягко сказано. Комната с покатым потолком была забита под завязку картонными коробками, штабелями складных стульев, старой одеждой, висящей на горизонтальной трубе, пазлами с видом Гранд-каньона и марсианской колонии, набором для крокета, ракетками для сквоша, пыльными елочными игрушками, книгами, разнокалиберной завернутой в покрывала мебелью – и все это громоздилось друг на друге осадочными слоями.
– Не подадите вон тот стул? – попросила миссис Биттнер, указывая на пластиформовое убожество двадцатого века, примостившееся на стиральной машине. – Мне тяжело долго стоять.
Я достал его, отцепив от алюминиевых полозьев совок и несколько вешалок, а потом смахнул пыль. Миссис Биттнер осторожно опустилась на сиденье.
– Спасибо. А еще вон ту жестянку.
Взяв поданную с почтением коробку, миссис Биттнер поставила ее на пол рядом с собой.
– И вон те большие картонные. Просто сдвиньте. Теперь эти чемоданы.
Когда в результате моих усилий образовался узкий проход, миссис Биттнер встала и направилась по нему в темноту.
– Воткните лампу. Розетка вон там. – Она показала на стену за гигантской пластиковой аспидистрой.
Я потянулся за ближайшим светильником – массивной штуковиной с большим складчатым абажуром на приземистой металлической ножке с обилием лепнины.
– Нет, не эту! Розовую.
Миссис Биттнер кивнула на извилистую штукенцию с бахромой – что-то из начала двадцать первого века. Я воткнул шнур в розетку, нажал хитроумно запрятанную кнопку, но делу это не помогло. Лампа отлично освещала бахрому и уотерхаусовское лицо Верити – больше ничего.
Миссис Биттнер, видимо, придя к такому же выводу, двинулась к отвергнутому ей лепному страшилищу.
– «Замаскированное убийство», – сказала она.
– Камуфлирование улики под другой предмет, – пробормотала Верити, подавшись вперед.
– Именно, – подтвердила миссис Биттнер и сняла плиссированный абажур с епископского пенька.
Жаль, с нами не было леди Шрапнелл. И Каррадерса. Все это время мы искали пенек по развалинам, а он стоял здесь. Убранный на хранение, как Каррадерс и предполагал. Ни царапинки. Морские воды по-прежнему расступались перед Моисеем; Весна, Лето, Осень и Зима все так же воздевали к небу гирлянды яблочного цвета, роз, пшеничных колосьев и остролиста; голова Иоанна Крестителя на блюде с той же укоризной взирала на короля Артура и рыцарей Круглого стола. Грифоны, маки, ананасы, птицы-тупики, битва у Гладсмура – все целое, невредимое и даже не запылившееся.
– Как леди Шрапнелл обрадуется! – Верити протиснулась между коробками, чтобы посмотреть поближе. – Ой! Наверное, эта сторона была повернута к стене. Что это? Веера?
– Раковины. С названиями самых важных морских сражений. Лепанто, Трафальгар, Лебединая битва…
– Ну как тут догадаться, что он способен изменить историю? – проговорила миссис Биттнер, глядя на Ананию, Азарию и Мисаила, корчащихся в огненной пещи. – Его ведь даже время не красит. Как и памятник Альберту.
– У них много общего, – согласилась Верити, поглаживая пальцем слона.
