Три года кормила она эту собачку, и однажды вечером, когда Ульянушка легла спать и уже заснула, собачка вдруг вскочила к ней на постель и, дергая девочку за рукав, так громко залаяла, что Ульянушка проснулась.
При слабом свете ночника девочка увидела, что собачка пристально смотрит под кровать и при этом не прекращает лаять.
Ульянушка испугалась, отворила дверь и позвала слугу, который, по счастью, еще не лег спать. Он вошел в горницу и нашел вора, спрятавшегося под кроватью с кинжалом.
Вор признался, что намерен был убить девочку и украсть у нее бриллианты…
Когда Мальвина закончила историю про собачку, почти весь класс уже спал. Рядом с Андреем Т., высунув наружу язык и качая, как маятник, головой, дремал Дрободан Дронович. Порою он начинал причмокивать, и тогда Андрей Т. толкал его легонько в плечо, чтобы тот не создавал беспорядка. Странно, но сама воспитательница ничего такого не замечала. То ли ей мешали очки, то ли на нее так сильно действовало прочитанное. Она поправила цветы из букета и снова взялась за чтение.
— Вторая история называется «Своенравный мальчик», — объявила она, отбросила со лба прядку и начала:
— Егор не слушался своей новой учительницы и во всем ей перечил, что бы она ни говорила.
Тогда она объявила ему, что имеет правило сечь тех детей, которые ее не слушаются, и пошла за розгою.
Егор увидел, что дело идет не на шутку, и закричал: «Не подходите ко мне, у меня припадок, я умираю!» В самом деле, он затрясся всем телом.
Однако учительница не обратила на это внимания, позвала служанку и велела ей привести столяра, чтоб он поскорее сколотил гроб.
Мальчик сильно перепугался и, вытирая слезы, стал спрашивать: зачем ей гроб?
«Я хочу тебя, голубчика, в нем заколотить и тотчас после этого зарыть в землю, — отвечала учительница. — Ты мне обещал умереть, и я этому очень рада, ибо негодные ребята недостойны жить на свете».
«Не хочу в гроб, я лучше стану делать все, как положено, нежели чтоб меня зарыли в землю», — отвечал Егор, который, услышав такое грозное объявление, вмиг избавился от болезни и с тех пор никогда никаких припадков не имел.
Пока тянулась история про собачку, класс откровенно спал, но уже на половине рассказа о своенравном мальчике большинство перевоспитывающихся злодеев стало потихонечку просыпаться. Окончательно все проснулись, когда дело дошло до гроба. На лицах заиграли улыбки, щербатые рты раздвинулись. Видно было, что всех их здорово увлекла идея учительницы насчет гроба. А потом наступило разочарование. Когда выяснилось, что никакого гроба не будет.
Началось обсуждение. Первым поднял руку недобитый фашист. Мальвина благосклонно кивнула. Он вскочил и, не опуская руки, выпалил на одном дыхании:
— Если что обещаешь, обещание надо выполнять. Иначе ничего стоящего из человека не получится. Я считаю, что новая учительница не права, это не честно — пообещать заколотить человека в гроб, а потом не выполнить обещание.
— Насчет гроба — это правильно. Очень хорошо сказано: «негодные ребята недостойны жить на свете». Я полностью с ней согласна, — сказала эстрадная халтурщица, поднявшая руку сразу после фашиста.
— Не. — Хмырь с челюстью долго морщился и потел; мысль, должно быть, накатывала волной на песок, но мгновенно впитывалась рыхлой аморфной массой и исчезала напрочь. Наконец, он выцедил из себя с трудом: — Я б не так. Я б его сначала того… — Хмырь клешнями ухватил себя за глотку и надавил. — И служанку. — Он проглотил слюну. — И столяра. И учительницу. — Видимо, на хмыря нашло вдохновение. — И утюгами, утюгами… — Он победно оглядел всех присутствующих. — А потом в гроб. — Он сел.
— Хорошо, — сказала Мальвина. — Мнения спорные, но интересные. Мыслить творчески вы умеете. Но почему никто ничего не хочет сказать про девочку и собачку?
— И собачку в гроб вместе с девочкой, — добавил хмырь, не вставая с места.
Мальвина посмотрела на него строго.
— Кто дал вам право отвечать без спросу? Это нарушение дисциплины. Встаньте. И уберите куда-нибудь эту мерзкую железяку. — Она брезгливо показала на лом, который хмырь корежил в своих руках, словно тоненькую медную проволоку. Дождавшись, когда нарушитель дисциплины выполнит ее приказание, Мальвина попросила его пройти к доске. — Сейчас мы займемся арифметикой. Допустим, у вас в кармане два доллара…
Не дослушав до конца фразу, хмырь занервничал, сунул руку в карман и заворочал ею там с силой, громыхая каким-то хламом. Чем дольше он возился в кармане, тем больше багровых пятен проступало у него на лице.
— Я же вам сказала — допустим. — Она жестом остановила его напрасные поиски. — Допустим, у вас в кармане два доллара. Некто взял у вас один доллар. Сколько у вас осталось долларов?
— Кто? — Хмырь грозно обвел глазами присутствующих. — Замочу падлу.
Мальвина постучала крашеным ноготком по вазе с цветами.
— Не знаете, — сказала она, — очень плохо. Ставлю вам за ответ неуд. В классе есть желающие ответить на этот вопрос?
— Можно я? — Андрей Т. поднял руку.
— Отвечайте.
— Если в его кармане, — Андрей Т. показал на хмыря, — было два доллара, и некто взял у него один доллар, то в кармане остался один доллар.
— У вас хорошие способности к математике, — одобрительно кивнула Мальвина. — Вы у нас новенький? Как ваше имя?
— Садко… то есть Андрей… Запутался, извините.
— Ничего, это бывает. А скажите, Садко-Андрей, в какой руке нужно держать вилку, когда ешь рыбу? Если ответите правильно, то на сегодня я вас от занятий освобождаю.
Андрей ответил. Мальвина была ответом удовлетворена. Под насупленными взглядами оставшихся он покинул Воспитательный кабинет.
«С меня хватит! — была его первая мысль, когда он очутился за дверью. — К выходу и домой! Генка не пропадет, раз он у них директор».
Бодрым спортивным шагом Андрей Т. двинулся по коридору от двери. Дойдя до поворота на лестницу, он спустился на этаж вниз и выглянул в коридор. Пустыня — ни голосов, ничего. Лишь слегка попахивало больницей. Он спустился еще на один пролет, потом еще и еще, пока не очутился внизу. Здесь тоже никого не было. Он ступил в коридор, освещенный неоновыми стекляшками и увешанный поясными портретами. Шаг его невольно замедлился. Под колючими взглядами знаменитостей ему сделалось неуютно. Кого только на портретах не было. С одних смотрели седовласые старики в мантиях и остроконечных колпаках звездочетов, с других — такие же седовласые, но уже не в колпаках, а в ермолках, с третьих — седовласые и не очень, в костюмах, при обязательных галстуках, некоторые — с порослью на ушах. Порою попадались и дамы. Большинство из изображенных Андрей не знал, хотя многие имена на табличках внизу портретов ему кое о чем говорили.
