Он снова прошелся по краю сцены, комкая лист бумаги и сжимая его в кулаке.
– Тут говорится о том, что в Аризоне соорудили машину, названную «Изабелла». Многие из вас, конечно, наслышаны о ней.
Толпа зашумела, подтверждая слова преподобного.
– Наслышан и я, – сказал он. – Мне казалось, что это очередной пустой каприз наших властей, но недавно я убедился в том, что правительство преследует вполне конкретную цель.
Он внезапно остановился и повернулся к прихожанам.
– Цель эта, друзья мои, – подтвердить теорию так называемого Большого Взрыва. Да-да, теорию! Тут опять фигурирует это жуткое слово.
Теперь его голос был исполнен презрения.
– Суть Большого Взрыва заключается в следующем: тринадцать миллиардов лет назад крошечная точка в космосе ни с того ни с сего взорвалась, и появилась целая вселенная. Без малейшего Божьего участия. Да, вы услышали меня правильно: эта теория утверждает, что Бог вообще не участвовал в сотворении мира. Именно так смотрят на появление всего существующего атеисты.
Спейтс подождал, пока негодующая толпа успокоится, и снова потряс в воздухе мятым листком.
– Вот о чем здесь написано, дорогие мои! Только вообразите! Целый Интернет-сайт, сотни страниц, посвященных сотворению вселенной, – и ни единого упоминания о Боге!
Толпа вновь завозмущалась.
– Теория Большого Взрыва – это примерно то же самое, что утверждение: наши прапрапрадеды были обезьянами. Или заявление: многообразие жизни возникло благодаря случайной перестройке молекул в лужице грязи. Словом, эта теория – одна из многочисленных теорий безбожников, антихристиан и воспевателей эволюции, однако она более опасна, чем прочие. Гораздо более опасна.
Поворот, нервные шаги.
– Потому что эта теория отвергает идею о создании вселенной Творцом. Иными словами, «Изабелла» – прямое нападение на христианскую веру. Теория Большого Взрыва утверждает, что наша прекрасная, совершенная, сотворенная Богом вселенная возникла сама собой, неожиданно, по чистой случайности. Тринадцать миллиардов лет тому назад. Однако одной антихристианской теории им мало. Теперь они расходуют сорок миллиардов долларов на то, чтобы доказать ее!
Он опалил публику горящим взглядом.
– Может, пора потребовать с вашингтонских грамотеев такую же сумму? Пусть выделят и нам сорок миллиардов, и мы докажем им истинность «Бытия»! Как вы посмотрите на такое предложение? Тогда либералы в Вашингтоне, эти профессиональные ненавистники Иисуса, от гнева заскрежещут зубами! Так, что пена пойдет изо рта! И, наконец, перестанут отделять церковь от государства! По их милости об Иисусе перестали говорить в школах, их стараниями из зданий суда исчезли десять заповедей! Они выступают против рождественских елок и вертепов, плюют на самое святое – нашу веру. А потом они же, эти безбожники, не задумываясь пускают наши с вами деньги на доказательство того, что Библия – ложь, что вся наша христианская религия – пустая выдумка…
Поднялся гомон. Некоторые из прихожан вскочили с мест, их примеру последовали другие, а минуту спустя вся паства стояла на ногах. Голоса слились в единый рев протеста.
Экраны были выключены. Сейчас их помощь не требовалась.
– Идет война против христианства, друзья мои! Смертельная война, а деньги на ее финансирование собирают с нас! Неужели же мы позволим им оплевывать Иисуса Христа, да еще и за наш с вами счет?
Преподобный Дон Т. Спейтс резко остановился посреди сцены и, тяжело дыша, взглянул на бурлящую публику, собравшуюся в огромном соборе в Вирджиния-Бич. Реакция толпы поражала. Он слышал, видел и чувствовал горячую растущую волну праведного гнева. От всеобщей ярости, казалось, потрескивает воздух. Спейтс не верил своим ушам и глазам. Всю свою жизнь он бросал огромные камни, а на сей раз швырнул настоящую гранату. Свершилось то, о чем он молил и мечтал, чего так упорно искал.
– Слава Господу и Иисусу Христу! – прокричал преподобный, вскидывая руки, глядя на блестящий потолок и опускаясь на колени. – Господи Иисусе! – Его голос звучал громко и слегка дрожал. – С твоей светлой помощью мы защитим Отца твоего от грязных нападок. Мы уничтожим адскую машину и покончим с богохульством, нареченным «Изабелла».
Без четверти восемь Уайман Форд вышел из домика с двумя спальнями и, вдыхая свежий вечерний воздух, приостановился во дворе. Во тьме желтели квадраты столовских окон. Спортивную площадку поливали оросителями. Сквозь шум водяных струй со стороны фактории доносилось фортепианное буги-вуги и приглушенный гул голосов. Кейт в воображении Форда так и осталась дерзкой студенткой последнего курса, любительницей поспорить и выкурить сигарету с марихуаной. Другой он не мог ее представить. Но она явно изменилась, и немало, раз уж стала помощницей руководителя самого важного научного эксперимента в истории физики.
Воображение, чего и следовало ожидать, перенесло его в те дни, когда они были вместе, и, как нередко случается, сосредоточилось на минутах былой близости. Форд поспешно запихнул воспоминания обратно – в тот уголок памяти, где они хранились все эти годы. Не с этого, строго сказал он себе, следует начинать расследование.
Обойдя спортивную площадку, Уайман приблизился к входу в бывшую факторию, мгновение помедлил и вошел внутрь. Из комнаты для отдыха, располагавшейся справа, лился яркий свет и звучала музыка. Форд вошел в нее. Ученые играли в карты и в шахматы, кто-то сидел с книгой в руке, кто-то – перед ноутбуком. Выглядели все куда более расслабленными и довольными.
Хазелиус играл на пианино. В последний раз пробежав по клавишам своими маленькими руками, он вскочил с табурета.
– Уайман! Привет, привет! Ужин готов.
Он пошел к Форду. Они встретились посередине зала, Хазелиус взял Уаймана за руку и повел его в столовую. Остальные последовали за ними.
В столовой тотчас привлекал к себе внимание большой деревянный стол, уставленный свечами, серебряной посудой и букетами из полевых цветов. В каменном камине горел огонь. Стены украшали ковры навахо. Сотканы в стиле Накай-Рок, тотчас определил Форд, взглянув на геометрические узоры. На столе стояли несколько уже откупоренных бутылок вина, из кухни тянуло жареным мясом.
Хазелиус взял на себя роль радушного хозяина: принялся рассаживать коллег, смеясь и отпуская шуточки. Форда он подтолкнул к месту посередине, рядом с худенькой блондинкой.
– Мелисса? Познакомься с Уайманом Фордом, антропологом. Это Мелисса Коркоран, наша специалистка по космологии.
Форд и Коркоран обменялись рукопожатиями. На ее плечах лежали волны густых волос, на вздернутом носу темнела россыпь веснушек. Мелисса была в рубашке, джинсах и расшитом бусинами индейском жилете – простом, но очень стильном. Она с любопытством взглянула на соседа сине-зелеными, как море, и тоже воспаленными от переутомления глазами.
