— Знаешь, на корабле тебя очень не хватало, Брюс. Став священником, ты погубил в себе великого дипломата.
За этим высказыванием Аймерика последовала долгая пауза, а потом Брюс спросил у меня, что меня привело в Каледонию. Не опускаясь до подробностей, поскольку побоялся, что Брюса расстроит рассказ о том, что я увидел в «Антрепоте», я коротко рассказал о том, в результате чего оказался в кабине спрингера.
К моему изумлению, в отличие от Биерис и Аймерика Брюс меня, похоже, сразу понял. Из-за этого я тут же проникся к нему самыми теплыми чувствами. По крайней мере я питал эти чувства до тех пор, пока он не сказал:
— Знаешь, давным-давно со мной тоже приключилось нечто подобное. С девушкой, на которой я собирался жениться.
Аймерик резко выпрямился, словно его стегнули кнутом. Биерис ни с того ни с сего закашлялась. Объяснять пришлось мне.
— М-м-м… дело в том, что в Ну Оккитане нельзя легально вступить в брак, пока тебе не исполнится двадцать пять стандартных лет. Чаще всего женятся там годам к тридцати. А это было — ну, finamor.
Я вдруг с удивлением понял, что не знаю, как это перевести на терстадский. Может быть, такого словам не существовало.
Брюс понимающе кивнул.
— Знаешь, — сказал он, — когда много лет назад я читал про Ну Оккитан — в ту пору, когда пытался попасть в число колонистов, я так и не понял до конца, что такое finamor.
Мы одолели еще один крутой поворот. В окно я смотреть не стал, потому что точно знал, что внизу ничегошеньки не увижу. Развернув своего «кота», Брюс добавил:
— Но уж точно я могу понять, что, когда у тебя рушится что-то очень важное, всегда тянет на приключения. — Он растерялся, помедлил. — Но все равно мне это очень любопытно.
Я был так благодарен хоть за какое-то понимание — хотя оно и исходило от человека, который явно не догадывался, о чем именно я говорю, — что сказал:
— Да, конечно.
— Но… если ты не собирался жениться на этой девушке, почему же встречался только с ней?
Мне показалось, что это чересчур интимный вопрос, но друг Аймерика задал его вполне искренне, и потому я попытался ответить. Ответ мой состоял из довольно обтекаемых фраз насчет источника вдохновения для моего творчества, наличия объекта приложения моей enseingnamen, возможности пестовать сладкое чувство меланхолии… В итоге мне самому показалось, что я говорю непроходимую чушь.
— Ну, — глубокомысленно изрек Брюс, — на веселье это как-то слабо смахивает. Но, наверное, несколько лет прожить вот так неплохо.
Похоже, я его окончательно запутал, но хотя бы он понял, что мне такая жизнь нравилась, и я снова ощутил глубочайшую благодарность.
— Ну а девушки-то от этого что получают?
Вопрос был настолько неожиданным, что я ответил совершенно честно:
— Даже не знаю.
Тут в разговор вступила Биерис, и это мне не очень понравилось, поскольку у меня начал налаживаться контакт с Брюсом, — В общем, — сказала она, — мы получаем внимание и начинаем гордиться собой, потому что занимаемся тем, о чем мечтали с детства. Кроме того, мы получаем секс, а это приятно.
— Сказано ужасно хладнокровно, — обиженно заметил Аймерик.
У него был просто талант к тому, чтобы не называть вещи своими именами. Лично я так разозлился, что мне хотелось заорать на Биерис, но на чужую entendedora орать не принято.
Что-то в том, как она взъерошила волосы и пожала плечами, почему-то напомнило мне о парочке сапфисток, которых я некогда знавал. То были жутко агрессивные особы и опасные драчуньи. Они обожали затевать с парнями жаркие споры на пустом месте, и я их избегал. Биерис в отличие от них не рядилась в мужские тряпки и не разговаривала в сварливом, доминирующем тоне, как они, но все же что-то в ее манерах напомнило мне о тех девицах и о том, как опасно было с ними ссориться. Но в конце концов она была entendedora Аймерика, а не моя. И хотя я жутко на нее обиделся за то, что она встряла в мой разговор с Брюсом, я решил, что лучше сдержаться и промолчать.
— Ну вот, — добавила Биерис, — кроме того, если кто-то не наделен каким-то особенным талантом или не склонен к длительной учебе, надо же чем-то заниматься, пока тебе не стукнет двадцать пять. Так что, на мой взгляд, finamor это еще и какое-никакое занятие.
Брюс пару раз кивнул. Я понял, что он ей почему-то поверил, и решил, что нужно будет попозже дать ему другое, менее прозаичное объяснение.
Как только я его придумаю то есть.
Я заметил, что Аймерик сидит как придавленный. Он явно помирал от удивления. Я бы на его месте тоже помирал.
Прошло какое-то время, и Брюс сказал:
— Знаешь, тут ты вряд ли кого-то встретишь. Жиро, кого бы заинтересовали такие отношения, но женщины здесь есть, если это тебя хоть сколько-нибудь утешит.
Похоже, это было сказано в шутку, но смысла шутки я не понял, не поняли и Биерис с Аймериком, так что она осталась безответной. Урчали и стонали гусеницы вездехода, по крыше и ветровому стеклу стучали струи дождя.
Разговор стал холодным и каким-то мертвым. Набиравшая высоту луна, а может быть, уже и солнце, окрасила туман вокруг нас в желтый цвет, и этого хватило для того, чтобы можно было разглядеть множество небольших замерзших водопадов и толстый слой инея на скалах. Температура пока еще не приблизилась к точке замерзания.
— Тут что-то явно неладно с терраформированием, — заключила Биерис. — Вы, похоже, сильно отстаете от запланированного потепления.
Машина совершила очередной головокружительный поворот. Брюс с Аймериком обменялись взглядами — похоже, пытались понять, кому ответить на этот вопрос. Вездеход вильнул на сантиметр ближе к краю уступа. Туман внизу вроде бы начал рассеиваться и опускаться. Я стал гадать, сколько же времени займет падение до уровня моря при здешней повышенной силе притяжения.
Мало-помалу сквозь мое похмелье начала пробиваться мысль о том, что в Нупето осталось полным-полно прехорошеньких donzelhas с более традиционными взглядами, чем у Гарсенды, а я теперь застряну на пару стандартных лет в этой обледенелой пустыне. Большое преимущество самоубийства состоит в том, что, как бы оно ни было глупо и легкомысленно, потом своей глупости не осознаешь.
Я уже был готов от этой мысли скатиться к глубочайшей депрессии, когда Аймерик прокашлялся и сообщил:
— Вы ведь помните, я вас обоих пытался отговорить, но теперь, когда вы уже здесь, может быть, мне стоит… ну ладно.
Пожалуй, сказать можно так… то есть…
— Амброуз… прошу прощения, Аймерик, — перебил его Брюс, — пытается объяснить вам, что большинство народа здесь хочет, чтобы все так и оставалось. Эта планета не подвергалась терраформированию. Так уж вышло.
