Колли посмотрел на него печально, даже не постучал хвостом об пол в знак согласия. Джейк весь день вел себя странно: не отходил от Фрэнка, когда они были на пастбище, только по его приказу пригонял овцу. Он все время оглядывался вокруг, иногда полз на брюхе. Он боялся чего-то.
Фрэнка встревожило поведение собаки; оно начинало действовать ему на нервы. Если Джейк оглядывался, Фрэнк невольно смотрел туда же, ожидая увидеть... что? Этот крик на Торфяном болоте был реальный, он все еще эхом отзывался в мозгу фермера. Но ведь на Альвере никого больше нет. Или есть? Если да, то им негде спрятаться, кроме как в тех пещерах на берегу рядом с бухтой - а они наполняются водой во время каждого прилива. Любой, кто прятался там, не только утонул бы, но его разбило бы на куски о скалы. Так что на Альвере никого не может быть. Разве не так?
Он попытался найти логическое объяснение. Крик лисицы, призывающей самца в период спаривания, очень похож на крик человека. Но ведь на острове нет лисиц, они никаким образом не могли перебраться с материка, если только кто-то не завез сюда пару. Но с какой целью? Никто ведь не охотился на Альвере.
Наконец гусь был в духовке. Фрэнк посмотрел на часы - за стол он сядет скорее в десять, чем в девять. Подумав, он пересек комнату и задвинул дверной засов. Он знал, что это глупо, что делает это лишь для успокоения нервов. Но так он чувствовал себя безопаснее. Джейк следил за ним взглядом, вильнул один раз хвостом, чтобы дать ему понять: "Так-то лучше, хозяин. Безопаснее, когда дверь на запоре".
Фрэнк сел в кресло и опять взял в руки журнал для фермеров. Он был уже потрепан - Фрэнк прочел его дважды. Так, завтра среда, придет почтовый паром. Он получит следующий номер журнала для чтения. Более того, он пообщается с людьми, даже если это только мрачный старый паромщик.
Ветер вновь усилился - на острове редко было тихо. К этому ему придется привыкнуть. Он попытался заставить себя не прислушиваться - не к начинающейся буре, а к тому, что она могла заглушать. В конце концов он включил радио и стал крутить ручку, пока не нашел какую-то музыку. Если кто и собирается сегодня там кричать, он не хочет их слышать.
Птица в духовке пахла восхитительно - аппетитный аромат тушащегося мяса и приправ, которыми Фрэнк наполнил гуся. Это создавало домашнюю атмосферу, атмосферу реальности. Он не понимал, что голоден. Это был долгий день, и завтра ему не надо вставать до рассвета. Если дикие гуси вернулись на Торфяное болото, они могут там безбоязненно оставаться. Может быть, он подстрелит еще одного к Рождеству. Может быть и не станет. Торфяного болота следует избегать на рассвете и в сумерках. В следующий раз он отправится в засаду днем.
- Так, думаю, что гусь готов почти... Эй, черт побери, да что с тобой? Фрэнк поднялся с кресла, чтобы подойти к печи и посмотреть гуся, когда Джейк вдруг вытянулся во всю длину, царапая брюхом по полу, шерсть на нем встала дыбом. Глаза собаки неотрывно смотрели на дверь, в горле у него слышалось глухое рычание; в этом рычании была как угроза, так и страх. -Не дури, Джейк, там никого...
Фрэнк не успел закончить фразу, потому что раздался громкий стук в дверь, барабанная дробь кулаками, от которой массивная деревянная дверь задрожала.
Повизгивание Джейка перешло в вой, он съежился, зажав хвост между лапами.
Стук раздался снова, с настойчивостью, которая не уменьшалась. Кто бы ни стоял там в бурной ночи, его надо было впустить.
7
Сила карлика была невероятна. Мари почувствовала, как взлетела в воздух, задев за борт лодки, ей стало больно от этого удара. Она знала, что этот страшный лодочник может сломать ей руку или даже ногу, когда она падала на каменистый берег.
Но в своем отчаянии она не обращала ни на что внимания: пальцы ее свободной руки цепко держали рукоятку небольшого кинжала, доставая его из складок одежды. Короткое лезвие остро как бритва; конюх Ангус наточил его для Мари, и он не задавал вопросов.
Она достала кинжал и увидела туго натянутый трос. Кинжал влажно поблескивал в сером свете утра у ее груди. Один удар вниз; времени на второй не хватит - ее удар должен быть точен, ей должно хватить убывающих сил.
Победный клич сорвался с ее покрытых солью губ, когда сталь разрезала ссученные пеньковые волокна, разрезала легко; она почувствовала, как они разлетелись, несмотря на то, что Зок перекинул ее за борт, и она полетела на берег. Послышался слабый звон стали о скалу, кода кинжал выпал из ее руки и запрыгал в сторону.
Ветер выл в бухте и в пенящемся Котле, издавая вопли отчаяния, как будто сама природа знала о содеянном ею. Этот вой почти заглушил визг ярости, который испустил Зок, когда он понял, что сделала Мари. Но было слишком поздно!
Лодочник прыгнул вперед и предпринял отчаянную попытку схватить отрезанный конец троса, когда он уже оторвался, словно извивающиеся щупальца какого-то скользкого морского существа, стремящегося вернуться в бушующие глубины океана. Лодка поднялась на дыбы как разгневанная лошадь, порвавшая поводья, взбрыкивая и поворачиваясь. Ее швыряло из стороны в сторону, засасывая в узкий пролив, она была во власти волн, без кормчего, беспомощная.
Поток подхватил ее, воя от злости, подбросил вверх, затем швырнул о скалу. Дерево разлетелось в щепки, нос лодки раскололся, словно раскрылся кричащий от ужаса рот. Лодку опять бросило вниз, потом вверх, швырнуло в сторону, ударив о Противоположную скалу. Плавающие обломки вихрем понесло к берегу, затем течение вновь подхватило их и погребло под горами темной воды с белыми вершинами.
- Дура! - Зок заломил свои костлявые руки в беспомощной ярости, лицо его от злости изменилось до неузнаваемости. Простирая длинные руки, он что-то визжал, может быть, просил помощи у своего хозяина, властелина тьмы. Он сделал движение, как будто собрался кинуться в поток за своим судном в тщетной попытке воскресить его из океанской могилы, затем заковылял неверной походкой, сумев в последний момент сохранить равновесие.
- Глупая шлюха! - он повернулся к Мари, наклонился над ней, его ярость была ужасна. - Теперь я пропаду вместе с вами. Я умру здесь с голоду точно так же, как мой хозяин хотел уморить вас, и чайки обклюют наши кости дочиста!
- Значит, я была права, - Мари безжалостно рассмеялась. В этот момент она ненавидела лэрда Альвера больше, чем когда-либо за двадцать лет этого жестокого брака. - Мой муж собирался избавиться от женского проклятья рода Альверов. Как жаль, что его нет с нами, чтобы разделить эту ссылку на смерть!
Кулаки лодочника сжались, он поднял их, как будто собирался ударить ее, затем вдруг обмяк, все его изуродованное тело, казалось, поникло. Обычное выражение его лица изменилось, злость перешла во что-то иное - в страх! Скорчившись, как уродливый ребенок, который вот-вот расплачется, ломая себе руки в отчаянии.
