Торре встретил нас на посадочной площадке:
— Как слетали?
— Что-то там горело и взрывалось, и кто-то в нас стрелял, — доложил я.
Майор обнял нас всех по очереди:
— Молодцы, ребята! Идите поспите, а Энрика отведите в госпиталь! Слышал бы ты, парень, что сказала мне Мама Маракана!
Мы устало покивали и отправились в убежище. На нижней ступеньке лестницы нас ждала серая от волнения Лаура. Увидев нас, она облегченно вздохнула.
— Я вас жду, Лариса и Тереза помогают в госпитале, а Джессика — главная нянька и организатор тишины среди всякой мелкоты, — улыбнулась она.
Вот дьявольщина! Куда мы приволокли наших девчонок?! Раненые из бластера — это почти сплошь прожженная до костей плоть; таких раненых кладут в специальные ожоговые капсулы, на месяц, иногда больше, пока не нарастут мясо и кожа. Если сгорела рука или нога, их ампутируют, а потом выращивают новую и приживляют. Хм. Здесь должно быть немало людей с медицинской подготовкой, так что если наших девчонок задействовали, значит, раненых много.
Алекс взял инициативу на себя:
— Лаура, позаботься о Гвидо, а мы отведем Энрика в госпиталь и тоже придем.
На Гвидо горящий корабль произвел сильное впечатление, и мальчишку просто шатает.
В госпиталь ребята практически волокли меня на себе, а я читал им мораль:
— Кой черт понес вас на стены?! В белых рубашках! Да еще и мелкого с собой потащили!
— С каких пор он мелкий? — поинтересовался Алекс.
Я не стал отвечать.
— Никуда мы его не тащили, — огрызнулся Лео.
— Ну конечно! Ясно было, что он за вами увяжется!
— Энрик, заткнись, — вежливо предложил мне Алекс, — сам герой. Из госпиталя ты сбежал, так?
— Это было необходимо, — наставительно произнес я, — кто их знает, что они там монтировали? Но не парк аттракционов, это точно.
В коридоре госпиталя мы встретили Ларису.
— Что с ним?!
Как будто я сам не могу сказать!
— Что было, то и осталось, — ответил я (ребра сломаны, это мы уже проходили, но почему же мне так плохо?).
Ребята с облегчением сбросили меня на кровать, даже кроссовки сняли. Раздеваться дальше я отказался наотрез: опять утащат, ладно рубашка уже пропала, но без нее я еще могу ходить, а вот без штанов...
Не помогло: проснулся я около трех часов дня и обнаружил себя в больничной пижаме. Я зарылся поглубже под одеяло, хотя в палате было совсем не холодно. Черт побери! Лучше бы ребята помогли мне переодеться! За кого меня тут принимают, за младенца? Минут через пять под одеялом стало слишком жарко, и я выбрался на поверхность, ладно, страдать и смущаться поздно.
Еще одна кровать в палате была занята. На ней лежал человек, судя по всему, с переломами обеих ног. Как это его угораздило? Он не спал, но со мной не заговорил, не буду его тревожить: мало ли что.
Я едва успел вернуться из ванной, как дверь открылась и в палату вошла Мама Маракана, галантным кавалером, пропустившим ее вперед, оказался майор Торре. Мой сосед резко повернулся лицом к стенке.
Мама Маракана сначала подошла ко мне и провела медсканером вдоль моих многострадальных ребер.
— Больше никаких полетов, — изрекла она свой вердикт, — если будешь паинькой, то лежать придется только три дня.
— За три дня все кончится!
— Не навоевался еще?
— При чем тут «не навоевался»? Летать больше некому!
— Ну, у нас есть еще один летчик, — миролюбиво сказал Торре.
— Ага, гражданской авиации, — язвительно заметил я.
— Это правда, — вздохнул майор.
Потом он улыбнулся и подмигнул:
— Ты уже и так их хорошо потрепал. Понимаешь, что без тебя мы бы не продержались и часа?
Я кивнул:
— Тем более.
— Хочешь, чтобы я приказал твоим ребрам срастись?
Я покраснел, майор прав, веду себя, как капризный трехлетка:
— Ладно, буду паинькой.
— Вот и хорошо, — сказала Мама Маракана и подошла к моему соседу: — Как вы себя чувствуете, лейтенант?
Бессмысленный вопрос, но медики всегда его задают. Что они так определяют, для меня загадка.
— Я лейтенант Веррес, личный номер 623149-73752D. Все.
— Прекрати эту волынку, парень, — взорвался Торре, — не собираюсь я тебя допрашивать, и так больше тебя знаю! Нигде не сказано, что раненый не имеет права отвечать на вопросы врача! У нее целый госпиталь набит такими чертовыми придурками, некогда ей каждого уговаривать.
Лейтенант упрямо сжал губы.
— Не важно, — спокойно произнесла Мама Маракана, — разберусь.
Кроме сломанных ног, других серьезных повреждений у лейтенанта не оказалось, поэтому его быстро оставили в покое.
— А обедать мы будем? — спросил я как-то очень жалобно.
— Обед ты проспал. Сейчас принесут, — ответила Мама Маракана.
Почему ее так зовут?
Обед мне привезла Лариса.
— Ты будешь обедать, а я рассказывать новости, — весело предложила она.
Я кивнул.
— Я ничего не понимаю в сводках, но все наши живы, и боев в Палермо не было. Здесь по джунглям пока бродят десантники, но с утра вдоль периметра уже не стреляли.
— Корабль утоп?
— Нет, но экипаж уже сдался. — Глаза у Ларисы наполнились слезами. — Там столько обожженных!
— Это мы постарались...
Убитых наверняка тоже много, но Лариса их не видела.
— Энрик! Но ты же...
— Я и хотел, чтобы так было, — упрямо заявил я.
Девочка кивнула и опустила голову.
— Черт! — выругался я. — А какой у нас был выбор?!
«Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав», — напомнил внутренний голос.
— Никакого, — неуверенно шепнула Лариса, нежно провела рукой по моей щеке и торопливо вышла из палаты.
Но, кажется, она на меня не обиделась — в положении несчастного раненого страдальца есть свои преимущества.
Теперь лейтенант Веррес смотрел на меня с интересом. Я старательно делал вид, что мне на это наплевать: самый лучший способ разговорить такого упрямца — это убедить его в том, что не хочешь с ним разговаривать.
В палату вошла толстая немолодая медсестра с самой доброй улыбкой из всех, какие мне только приходилось видеть:
— Мальчики, пришла тетя Марта со страшными шприцами.
Интересно, зафиксированному лейтенанту она тоже предложит перевернуться? Нет, как-то обошлась так, чтобы достоинство пленного героя не пострадало. Да уж, такое лицо, наверно, делал прикованный Прометей при приближении орла.
Ко мне ненадолго пустили ребят, повидаться. Гвидо выглядел вполне здоровым, значит, действительно просто устал. Полезную военную информацию мне пересказали на ушко, чтобы враг не слышал! Лео с Алексом поняли из сводок куда больше Ларисы. Нападение оказалось тактически внезапным, и Кремоне удалось оккупировать дорогую моему сердцу Эльбу, но на этом их успехи закончились. Тяжелые воздушные бои над Палермо склоняли чашу весов на нашу сторону. Понятно, предметом особой гордости армии Кальтаниссетта являются, во-первых, медицинская служба (наверняка ведь без профа не обошлось), а во-вторых, Сеттер-77 — лучший боевой катер на Этне. Вообще-то у нашей армии есть еще один предмет гордости, самый важный, но она об этом не подозревает.
