здесь в качестве причины, – сказал Адамек, помахивая приказом фюрера, – «Молот Тора» – вам известно, о чем речь?
Эсэсовец покачал головой.
– Только то, что он совершенно секретен. – Он требовательно протянул руку, но не повторил свою просьбу.
Адамек вздохнул, сложил письмо, объехал вокруг своего письменного стола, открыл ящик, достал толстый коричневый конверт и вручил его оберштурмбаннфюреру. Было слышно, как внутри гремят ключи, вдобавок Адамек передал и связку ключей, которую держал в руке.
– Замечательно, – сказал эсэсовец. Открыл конверт, достал оттуда несколько листов бумаги и бегло просмотрел их. – Гассман, – сказал он командным тоном.
Одна из женщин сделала шаг вперед, встала по стойке смирно.
– Оберштурмбаннфюрер?
Протянул ей два листа.
– Займитесь этим.
– Слушаюсь, герр оберштурмбаннфюрер, – прокартавила она. Затем огляделась, обратила свой холодный взгляд на Розмари Фелькерс и спросила: – Вы руководите отделом программирования?
Леттке увидел, как Фелькерс неловко сглотнула.
– Да…
– Отведите меня и моих коллег к компьютерам с полным доступом к системе.
– Да. Да, конечно. Пойдемте. – Фелькерс торопливо встала и поспешила сопроводить женщин из кабинета.
Между тем оберштурмбаннфюрер огляделся вокруг, словно обдумывая, как он изменит по-своему обстановку в комнате. Наконец, похоже, он вспомнил, что есть дела поважнее; снова взял себя в руки, повернулся к Адамеку и сказал:
– Ну, что же. Не будете ли вы так любезны представить мне присутствующих? Мне поручено решить, кто при необходимости останется на службе в ведомстве, а кого следует исключить; мне понадобятся основания для принятия соответствующих решений.
– Разумеется, – поспешил выполнить приказ Адамек. Выехал из-за стола, который больше ему не принадлежал, вернулся к столу для совещаний и начал представлять членов внутреннего круга, начав с Хорста Добришовского, который, казалось, совсем и не слушал хвалебные слова своего прежнего начальника, а только смотрел перед собой.
Кирст дымил как паровоз, держа сигарету дрожащими руками.
Глаза Мёллера за толстыми очками выглядели такими большими, как никогда.
Да и сам Леттке чувствовал, будто в любой момент может свалиться со стула.
– Ну, на этом хватит, – наконец прервал эсэсовец хвалебные речи Адамека Добришовскому. – Я, конечно, почитаю еще и личные дела каждого из них. Следующий?
– Кирст, Винфрид Кирст, – продолжил Адамек. – Специалист по сетевому оборудованию, к тому же самый одаренный электротехник, которого мы когда-либо…
В этот момент дверь распахнулась, и вошла одна из светловолосых женщин-эсэсовок.
– Оберштурмбаннфюрер, – по-военному отрапортовала она. – При осмотре системы мы столкнулись с несоответствиями, которые требуют незамедлительных действий.
* * *
Обзор доступных таблиц содержал также журнал переноса различных данных. Хелена поспешно пролистала записи. Их было не так уж много, но у нее не хватало смелости сформулировать отдельный специальный запрос.
Вот. 29 мая 1940 года, менее чем через три недели после оккупации Нидерландов, собраны данные из реестра местных жителей, и, поскольку религиозная принадлежность уже была задокументирована в Нидерландах по налоговым соображениям, данные обо всех евреях немедленно перенесли в отдельную таблицу.
Таблица называлась «Евреи Нидерландов». Хелена открыла ее, поспешно набирая:
ВЫБОР ИЗ СС.ЕВРЕИ – НИДЕРЛАНДОВ
ВСЕ (фамилия, имя)
ДЛЯ (
фамилия =»Мельцер«
)
И «Выполнить». Хелена, грызя ногти, наблюдала, как увеличивались проценты.
Наконец высветился результат:
Обнаружено 0 записей
Хелена вздохнула. Получается, Рут и ее семья спаслись.
Или?
По крайней мере объяснимо, почему их нет в этой таблице, ведь они были не иудейского, а протестантского вероисповедания.
Но о религии речь не шла. Только о расе. С недоверием к собственному облегчению Хелена продолжила просматривать обширный каталог хранилищ данных СС.
Недоверие было оправданно. Далее она натолкнулась на еще одну таблицу под названием «Расовые евреи – Нидерланды».
И в этой таблице она отыскала свою подругу детства.
Фамилия: Мельцер
Имя: Рут
Дата рождения: 19 мая 1921
Дата постановки на учет: 17 июня 1941
Приказ о депортации отправлен: 7 июля 1942
Депортация осуществлена: 10 июля 1942
Депортация в: КЦ Аушвиц II
Поле «Дата смерти» еще не было заполнено.
Хелена уставилась на экран, не способная ни на какую реакцию. Даже когда в ее дверь забарабанили, она не могла ничего сделать.
56
Адамек положил телефонную трубку.
– Фройляйн Боденкамп уличили в просмотре информации из хранилищ данных, находящихся в распоряжении СС.
– Что? – удивился Мёллер. – Ее уровня доступа для этого недостаточно.
– Очевидно, ей как-то удалось изменить уровень доступа, – нахмурившись, предположил Адамек. – И, как назло, именно в тот момент, когда эта Гассман проверяла состояние системы и запущенные соединения.
– Не повезло, – сказал Добришовский. – Она выбрала самый плохой день.
Адамек задумчиво сложил руки.
– Да, но все равно рано или поздно это всплыло бы. Шнайдер распорядился проверить все журналы действий.
– Уф, – откликнулся Кирст. – Его людям будет чем заняться.
– У них есть специальные программы, – сказал Адамек. – Много времени это не займет.
Леттке откашлялся.
– Прошу прощения… Что такое журналы действий?
Остальные удивленно посмотрели на него.
– В некотором смысле это вахтенный журнал нашего ведомства, – ответил Мёллер.
– С мельчайшими подробностями, – добавил Кирст.
– Система, – пояснил Адамек, заметив, что Леттке все еще не понимает, о чем идет речь, – записывает все, что каждый из нас делает на компьютере. Каждый запрос наборщицы, каждый поисковый запрос любого из нас, каждый запуск программы – одним словом, всё. И такие записи называются журналами действий.
– Quis custodiet ipsos custodes? – вставил Добришовский. – Кто устережет самих сторожей?
– Правда, сами мы никогда не анализировали эти журналы, – сказал Адамек. – На это совсем не было времени. Но, в принципе, по ним можно считать все, что каждый из нас делал в тот или иной день.
– Вероятно, даже то, кто и когда отлучался в туалет, – добавил Кирст. – А именно по времени, когда компьютер находился в режиме ожидания.
Журналы действий. Леттке потерял дар речи. Все, что он когда-либо делал на компьютере, было записано? Все, что он когда-то искал, записано где-то в каком-то хранилище данных, занесено в гигантскую таблицу, по которой можно с точностью отследить каждый запрос и каждую команду поиска любого сотрудника?
Звучало нехорошо. Звучало совсем нехорошо.
* * *
Хелену отвели в подвал двое крепких мужчин в черном, каждый схватил ее за предплечье, и заперли в камере, о существовании которой Хелена даже не подозревала.
– Что мне здесь делать? – возмутилась она.
– Ждать, – сказал один из них.
Затем задвинул заслонку за решетчатым смотровым отверстием в двери, и она оказалась предоставлена самой себе.
Там были деревянная койка, на которой лежало древнее пыльное одеяло, крошечная раковина и пересохший унитаз. Хелена кончиками пальцев отодвинула одеяло, села на голое дерево, прислонилась к стенке и стала ждать. Через узкое окошко просачивался свет, которого едва хватало, чтобы разглядеть противоположную стену.
Должно быть, в какой-то момент она заснула, потому что вынырнула из беспокойных снов, когда дверь внезапно открылась и ее снова попросили куда-то проследовать.
На этот раз в комнату для допросов, Хелена тоже не подозревала, что такая существует. Ее усадили по одну сторону тяжелого дубового стола и приковали к цепи, а по другую сторону сидели двое мужчин и одна женщина в мундирах СС.
Так вот как выглядел допрос.
Что она искала в хранилищах данных СС, хотели они узнать.
– Местонахождение моей подруги, – правдиво заявила Хелена.
Еврейки? Да, ответила она, по крайней мере в соответствии
