В конце коридора, рядом с тускло горевшей лампой в красном абажуре, виднелся продавленный диван. Ботари и Корделия устало опустилась на него. Сейчас, когда напряжение спало, сержант казался совсем измученным. Впрочем, Корделия была уверена, что и сама она выглядит не лучше.
— А в Колонии Бета есть шлюхи? — вдруг спросил Ботари.
Корделия вздрогнула. Вопрос был задан самым обыденным, даже скучающим тоном — но нельзя забывать, что Ботари не из тех, кто ведет беседу ради самой беседы. Неужели последние события нарушили неустойчивое равновесие его психики?
— Ну… у нас существуют лицензии на ПСТ, — осторожно ответила она. — Надо полагать, их обладатели выполняют ту же социальную функцию.
— Пээстэ?
— Практическая сексуальная терапия. Чтобы получить лицензию, надо сдать государственные экзамены. При этом требуется по крайней мере диплом психотерапевта. Этой профессией у нас занимаются люди всех трех полов. Гермафродиты зарабатывают больше других — они пользуются особым успехом у туристов. Это не… не очень почетное занятие, но и отбросами общества их не считают. Собственно говоря, в Колонии Бета вообще нет отбросов общества: мы как-то останавливаемся на среднем классе.
Это все равно что… — она помолчала, подыскивая подходящий пример, — все равно что… ну, скажем, парикмахер здесь, на Барраяре. Мастер, который осуществляет личные услуги на профессиональном уровне.
Ей чуть ли не впервые удалось поразить Ботари. Он наморщил лоб.
— Только бетанцам могло прийти в голову требовать университетский диплом, чтобы… Их нанимают и женщины?
— Конечно. И пары. У нас больше ценится момент обучения.
Сержант покачал головой, потом искоса посмотрел на Корделию.
— Моя мать была шлюха.
Его тон был на удивление бесстрастным. Он замолчал, видимо, ожидая ее реакции.
— Я… почти догадалась.
— Не знаю, почему она не сделала аборт, когда забеременела. Может, подумала о старости. Она, бывало, продавала меня своим клиентам.
Корделия задохнулась.
— Ну… ну вот этого в Колонии Бета не допустили бы.
— Я мало что помню. В двенадцать лет, когда подрос и набрался достаточно сил, чтобы поколотить очередного клиента, я удрал из дома. До шестнадцати околачивался в шайках, потом накинул себе два года и записался на военную службу. Вот тогда-то я отсюда и выбрался.
Он щелкнул пальцами, демонстрируя, насколько быстрым и легким было его избавление.
— По сравнению с такой жизнью армия должна была показаться вам раем.
— Пока я не встретил Форратьера. — Ботари обвел коридор невидящим взглядом. — Да, в те времена здесь народу было побольше. Сейчас этот дом кажется вымершим. — Он говорил задумчиво. — Большую часть своей жизни я очень плохо помню. Словно я весь… в заплатах. Но есть вещи, которые я хотел бы забыть — и не могу.
Корделия не собиралась расспрашивать его, она только хмыкнула, давая понять, что слушает.
— Не знаю, кто был мой отец. А на Барраяре быть ублюдком почти так же плохо, как мутантом.
— У вас слово «ублюдок» используется как отрицательная характеристика личности, а на Бете это просто бессмысленное ругательство. Никому и в голову не придет назвать так нелицензированного ребенка.
«Почему он мне все это рассказывает? Что ему от меня нужно? Вначале он говорил как будто через силу — а теперь у него почти умиротворенный вид. Что именно из сказанного мною успокоило его?»
Корделия вздохнула. К ее глубокому облегчению, вернулся Куделка, неся настоящие бутерброды — хлеб с сыром — и пиво в бутылках. Корделия была рада пиву: она не решилась бы отведать здешней воды. С наслаждением сделав глоток, она сказала:
— Ку, нам придется изменить стратегию.
Лейтенант неловко уселся рядом.
— Да?
— Совершенно ясно, что мы не можем взять с собой леди Форпатрил и младенца. И оставлять ее здесь тоже нельзя. Охранка Фордариана получила от нас в подарок пять трупов и сожженную машину. Они все здесь обыщут. Но еще какое-то время они будут искать беременную женщину, а это дает нам небольшую передышку. Как бы то ни было, нам надо разделиться.
— Вы поедете с ней, миледи?
Она покачала головой.
— Я должна идти во дворец. Хотя бы потому, что только я могу сказать: «Задуманное неосуществимо, пора уходить». Мне не обойтись без Дру и Ботари. — «И, как ни странно, Ботари нужна я». — Значит, остаешься ты.
Он обиженно поджал губы:
— Что ж, по крайней мере не буду все время вас задерживать.
— Я выбираю тебя не как наименее нужного, — резко возразила она. — Благодаря твоей сообразительности мы проникли в Форбарр-Султан. Я считаю, что из всех нас только ты сумеешь в одиночку вывезти отсюда леди Форпатрил. На тебя вся наша надежда.
— Но получается, что вы идете навстречу опасности, а я от нее бегу.
— Опасное заблуждение. Подумай сам. Если люди Фордариана снова поймают ее, пощады не будет ни ей, ни тебе, ни ребенку. Слово «безопасность» здесь неуместно. Есть только крайняя необходимость, логика и способность не терять голову.
Он вздохнул:
— Я попробую, миледи.
— «Пробовать» нельзя. Падма Форпатрил «попробовал». Изволь справиться, Ку.
Он медленно кивнул:
— Слушаюсь, миледи.
Ботари ушел разыскивать новый костюм для Куделки — бедняк, молодой муж и новоиспеченный отец.
— Клиенты всегда что-нибудь да оставляют, — заметил он.
Корделия гадала, во что Ботари нарядит леди Форпатрил. Ку понес еду Элис и Друшикко. Вернулся он ужасно подавленный и снова примостился рядом с Корделией.
Спустя некоторое время он сказал:
— Теперь-то я понимаю, почему Дру так тревожилась, не забеременела ли она.
— Понимаешь?
— После того как я увидел, через что прошла леди Форпатрил, собственные неприятности кажутся мне ужасно мелкими. Господи, ей ведь было так больно!
— Угу. Но боль длится всего один день. — Она потерла шрам на животе. — В крайнем случае несколько дней. Думаю, тревога Дру объяснялась совсем не боязнью боли.
— А чем же тогда?
— Это… вмешательство трансцендентного. Сотворение жизни. Я думала об этом, когда вынашивала Майлза. «Этим я приношу в мир смерть». Рождение и смерть, а между ними вся боль и свобода выбора. Я не понимала некоторых мистических символов Востока вроде Смерти-матери, Кали, пока до меня не дошло, что в них нет никакой мистики — в них только реальность. «Случайность» в сексе по-барраярски может запустить причинно-следственную цепочку, которая протянется до конца времен. Наши дети меняют нас… появляются они на свет или нет. Пусть даже на этот раз ребенок оказался воображаемым, Дру коснулась эта перемена. А тебя разве нет?
