стенами, а тут, внутри, в маленьком мирке, который мы сами себе создали, продолжается привычная жизнь — звучат диалоги из фильма, кто-то шуршит на клавиатуре — то вроде как не страшно. Наоборот, даже как-то по-особенному уютно.
Но минуты шли, складываясь в часы, и народ потихоньку расходился по спальникам. И, наконец, единственным источником света внутри стал служить наш фонарик, луч которого мы направили на ближайшее заколоченное окно — чтобы нам было достаточно светло, но при этом не мешать спящим.
Где-то в начале двенадцатого ожила рация. Взволнованный голос что-то прохрипел по-французски. Я сделал громкость чуть меньше — в наступившей тишине голоса звучали преувеличено громко. Да и остальных будить не хотелось. Спустя несколько секунд этому голосу ответил другой. Потом снова всё стихло.
— И что это было? — спросила Соня шёпотом.
— Понятия не имею, — я пожал плечами, тоже переходя на шёпот, — раз на французском, значит, не нам. Пускай сами разбираются.
Особенно сильный порыв ветра ударил в здание. Что-то заскрипело, но защита окон держалась прочно. Внутренний щит даже не шелохнулся.
— Я тут подумала, — сказала Соня, — а как мы утром мыться будем? Если электричество вырубили, насосы, наверное, тоже, да?
— Скорее всего, — кивнул я.
— Ну блин, — Соня разочарованно вздохнула, — надо было помыться, а я не успела. Опять эти влажные салфетки…
— Зато в безопасности! — Оптимистично заметил я.
— А что, если канализация тоже не работает? — На лице Сони отразился настоящий испуг, — и нам придётся ходить тут?
— Ну, не нагнетай, — ответил я, — думаю, тут что-то вроде автономного септика. То есть ёмкости накопители под землёй. Они вряд ли пострадают. А для работы канализации электричество не нужно.
Тут снаружи, сквозь непрекращающееся завывание ветра, до нас донёсся какой-то резкий, громкий звук. Он не был похож на обычный гром — слишком глухой и какой-то объёмный.
— Что это, Арти? — спросила Соня.
— Не знаю, — ответил я, стараясь сохранять спокойный тон.
— На гром не похоже… да?
И в этот момент звук повторился. Теперь заметно ближе. Я даже почувствовал, как пол под нами завибрировал. У меня даже комок к горлу подкатил.
— Ох… — выдохнула Соня.
В этот момент снова ожила рация. Сначала говорили по-французски. Потом говоривший поменялся, и кто-то обратился по-русски:
— Административный корпус складу.
— Арти, это мы! — возбуждённо сказала Соня и потянулась к рации.
— Дай я, — мне было ближе, и я схватил аппарат первым. Нажал тангенту.
— Административный на связи, приём, — произнёс я.
— Как обстановка?
— Всё в норме. Слышали два необычных сильных звука.
— Подтверждаем, — ответили на том конце, — производство не отвечает. Опасаемся обрушение цеха флотации.
— Приняли, — сказал я, — главного будить?
— Отрицательно. Сейчас ничего сделать нельзя. Доложите, как проснётся.
— Приняли, — ответил я.
Только я поставил рацию обратно на подоконник, как снова кто-то вклинился на французском. Голос был взволнованный. Он прорывался через вой ветра и какой-то посторонний шум.
Ему ответили, тоже на французском. По интонации я понял, что задали какой-то вопрос.
Через секунду снаружи опять что-то ухнуло. В этот раз слабее и дальше. А ещё я услышал какую-то странную стрекотню, прорывающуюся сквозь ветер. Что-то вроде: «щёлк-щёлк-щёлк-щёлк-щёлк».
— Арти, что это? — снова спросила Соня.
Я не успел ответить: снова ожила рация. Первый голос теперь что-то кричал. На заднем фоне слышался тот же ритмичный звук, довольно громкий. Из рации он звучал как «та-та-та-та-та… та-та… та-та-та». И — уже знакомое щёлканье снаружи, в отдалении.
— Это что, автомат? — ещё один вопрос от напарницы.
— Да, — кивнул я, — скорее всего…
— Административный складу, — кто-то опять обращался к нам.
— На связи административный, приём, — ответил я.
— Вооружённую охрану на уязвимые места. Будите всех, — голос на той стороне звучал тревожно, но уверенно. Это немного успокаивало.
— Принято, — ответил я и добавил: — Что случилось?
— Пока не можем понять. Разбираемся. Ребята с производства говорят о каком-то вторжении. Может, местные, которые сегодня сбежать пытались, но не дошли до посёлка, пытались найти укрытие.
— Но почему их не пустили? Приём, — удивился я.
— У нас нет сейчас такой информации. Надо ждать, — ответил голос, — отбой.
Снаружи снова послышалась стрекотня. А потом глухой звук, подозрительно похожий на взрыв. И ещё один.
— Блин, у них там война настоящая, что ли? — прошептала Соня.
— Надо будить остальных, — сказал я, уже в полный голос. И словно в ответ на мои слова за ширму вошёл Александр.
— Что случилось? — спросил он, — флотация не выдержала, да?
— Вероятно, — кивнул я, — но что-то ещё происходит. Не пойму что. Нас попросили всех разбудить и выставить вооружённую охрану в «уязвимых местах». Так понимаю, это всех входы.
Александр вышел и в основном помещении зажёг большой фонарик, направив луч в потолок.
— Господа, подъём, — произнёс он громко, — судя по всему, ночь простой не будет.
Стоило только всем проснуться, а охране занять места у входов с оружием в руках — странные звуки и движения прекратились.
Александр ушёл за ширму и о чём-то переговаривался на французском по рации.
— Возможно, на производственное укрытие было совершено вооружённое нападение, — сказал он, вернувшись, — наверно, рассчитывали, что часть продукции осталась на месте. Скорее всего, кто-то из местных. Вероятно, нападение готовилось давно — а тут просто воспользовались ситуацией. На складе было всего четыре слитка с последней плавки, их не успели вывезти. Связи с производством нет.
Анна всхлипнула и поднесла руку ко рту.
— Сейчас
