…естн…
Не звук даже — осколок звука коснулся того, кто раньше был Вторым в Совете Восьми и моментально истаял.
…естн…естн…
Хаос взвился клубами, проглатывая новую добычу. Но звук упорно пробивался из неизведанных глубин, погибал и возвращался вновь и вновь, упрямо и спокойно, стойко и уверенно.
…естн…естн…естни…
Хаос ворочался, недовольный и раздраженный.
— Про…ее…ин!
Это…
Чьи-то руки нырнули во тьму, прорастая сквозь его искореженную оболочку.
— Провозвестник!
Тьма покраснела. Хаос сузился, моментально обретая границы, оборачиваясь жарким пульсирующим тоннелем, и некая властная неведомая сила выдавливала Провозвестника нуда-то вперед и вниз — то ли в новые уровни Хаоса, то ли в уцелевшие от разрыва пласты Яви.
Потом он понял две вещи: что валяется на каменном полу и что воплощен в физическом теле, а не в привычной эфирной оболочке. Наверняка, Прорыв Хаоса — неописуемо гадкая вещь, хвала Благодати, случается редко — выкинул его куда-то на задворки реальности. Чья-то рука взяла Провозвестника за плечо и потрясла.
— Коллега, цел?
Открыв глаза, Провозвестник первым делом увидел покрытый трещинами потолок Ткацкого зала, а затем в поле зрения возникла озабоченная физиономия Отступника.
Провозвестник сразу сел. Бывший глава Совета у Прях, Вторая по старой привычке на его стороне, а Восемь разбросаны по Вселенной, если не уничтожены. Он же… да, видимо пленен, и к тому же заперт в теле.
С досады Провозвестнику захотелось побиться головой обо что-то твердое.
— Ты можешь объяснить, что происходит?
Издевается. Этот Падший eщe смеет издеваться. Хотя Провозвестник на его месте тоже не упустил бы такого случая.
— Ты спрашиваешь? — осведомился Провозвестник, вложив в вопрос все личные запасы сарказма. Отступник выразительно хмыкнул, скрестив руки на груди.
— Опять он всюду видит заговоры, ищейка Благодати. Я сидел в Пекле тише мышки, и вдруг грох-бабах, всюду тьма — а затем я совершенно телесно проваливаюсь в Ткацкий зал, где экс-коллега в корчах завершает воплощение, а дамы спасают свое рукоделие. Вот что это такое было, позволь осведомиться, а то к нам почта плохо ходит.
Провозвестник потер щеки и огляделся. В основном зал не пострадал, и Пряхи уже вернулись к прежним делам. Отступник же сидел на скамье из мифрила, одетый в черную с золотом форму — видимо, хаос вырвал его с ролевки, где тот изображал Моргота — и действительно выглядел весьма и весьма ошарашенным. Примерно таким его видел Провозвестник в тот великий час, когда Совершенный проводил инспекцию в Пекле около двух тысяч земных лет назад. Вспомнив тогдашнее выражение лица Отступника, который не успел запрятать всех концов в воду, Провозвестник не смог удержать улыбку.
Отступник нахмурился.
— И что смешного?
— Ничего, — Провозвестник поднялся с пола и сел на лавку рядом с врагом, преодолев давнюю неприязнь. — Прорыв Хаоса, вот что это было. И ведь я чувствовал, что случится какая-нибудь дрянь.
Некоторое время Отступник молчал, глядя на сверкающие нити. Гдe-то вдали Вторая завела песню ухода дня, и в зале сразу стало темнее. Третья завозилась в своем углу, поминая сырость и старческие болезни, а Провозвестник щелкнул пальцами, и возле лавки появился изящный фонарь. Благодарно кивнув. Отступник заметил:
— А ведь это не Хаос. Я сейчас позвал владыку, но он не отозвался.
Провозвестник испуганно посмотрел на него. Владыка Хаоса, алчный и вечно голодный, стабилен практически как благодать, а колебания родной стихии его не затрагивают в принципе. То, что он молчит — плохо. Очень плохо, вероятно, сильно сдвинута ось миров.
— И более того, — в сузившихся глазах Отступника Провозвестник увидел самую натуральную и совершенно неожиданную панику, — я не слышу своих. Никого. Постоянно зову их, но на всех наших каналах тихо.
Встрепенувшись, Провозвестник послал сигнал Стратегу, но в ответ получил лишь эфирную пустоту, будто главы Совета никогда не существовало в природе. Леденея от ощущения накатывавшей волны ужаса, он принялся «стучать» ко всем поочередно — ничего. Ответом было только легкое потрескивание; его друзья, его братья пропали во мраке.
Позвав Узиля, Провозвестник обнаружил не просто пустоту, а черную дыру, прокол в пространстве. Когда же он взглянул на станок, в ту часть, где пульсировали нити Высших, то увидел, что нить его соратника не просто перерезана — порвана. Безвольно свисает на пол, из растрепанных концов, похожих на уродливые цветы, сочатся светло-синие капли…
Медленно, словно сломанная марионетка, которую продолжает тянуть за ниточки кукловод, Провозвестник поднялся. Подошел к станку. Опустился на корточки. Протянул руку и дотронулся до обрывка нити.
На пальцах осталась сияющая жидкость. Кровь эфирного существа.
— Он… — прошептал Провозвестник. — Он… умер?
— Не только он, — откликнулся Отступник, и Провозвестник увидел лопнувшие нити дюжины младших.
Его крик потряс своды Ткацкого зала и, чудилось, поколебал самый ствол Мироздания, пол задрожал, с потолка посыпалась каменная крошка, а станки испуганно забили ножками, и нити на них потемнели. В языке человеческом нет слов для обозначения, описания боли Высшего, самим же ангелам слов не надо — просто вся мука, вся тоска, все отчаяние и горечь.
— Покалечишься же, дурак!
Отступник схватил Провозвестника за плечи и с трудом, но отволок в сторону от станков, о которые тот бился в настоящей истерике, грозя их совершенно и окончательно разломать. Подбежала было Вторая, но решила, что связываться не стоит.
— Хватит, Jibbril!
И памятуя о давнем способе успокоения разыгравшихся нервов, Отступник щедрой рукой надавал бывшему коллеге пощечин, как будто приводил в чувство не в меру экзальтированную барышню.
Провозвестник, мягко говоря, обалдел, причем дважды: когда понял, что его ударили и что сделал это Отступник, изменник, Падшая гадина, которой и дышать-то следовало через раз в присутствии Высшего Духа. Гнев охватил Провозвестника, а от гнева архангелов дрожит Мировое Древо, и звезды в ужасе теряют свои пути.
В следующий миг его рука уже давала Отступнику достойной сдачи… давала бы, если б не голос. Слабый, отчаянный, едва слышный, он летел откуда-то из Дальних Сфер, куда не отваживаются ступать ни Светлые, ни Темные, зато от смертных дураков прохода нет.
— Помогите!
Противники встрепенулись.
— Помогите! — голос дрожал, захлебываясь в рыданиях. — Ну кто-нибудь! Вытащите меня!
Голос показался Провозвестнику смутно знакомым и почему-то нереальным, невозможным. Его не могло быть, этого голоса, бьющегося в вековечной Тьме.
