— Та-да-та-да! — закричал он.
Вот теперь раскроются рты от изумления!
Еще немного вежливых аплодисментов.
Барни Эпплгейт зевнул.
За что Хилли с удовольствием бы его расстрелял.
Поначалу Хилли планировал приберечь трюк с помидором для эффектного финала; хорошо задумано, однако действительность вносит свои коррективы! Все получилось не так, как он предполагал. В своем простительном возбуждении из-за изобретения, которое действительно заставляло предметы исчезать (он уже подумывал, не предложить ли свое изобретение Пентагону, разумеется, после того, как выйдет его фотография на обложке «Ньюсуик», как величайшего фокусника в истории), Хилли упустил из виду две важные вещи. Во-первых, никто, будь то взрослый или ребенок, присутствуя на демонстрации фокусов, не поверит, что предметы действительно исчезают; во-вторых, повторяя однотипные фокусы, он лишает их новизны. Стирается свежесть восприятия.
Помимо Исчезающего помидора и Появляющегося помидора, Хилли проделал уйму подобных фокусов с разными вещами…
Вежливые аплодисменты.
Исчезновение складного кресла; последующее появление складного кресла.
Зрители сидели сонные и поникшие, словно получившие солнечный удар… или, быть может, разморенные воздухом Хэвена, каким-то странным сегодня. Подобно тому, как нечто, приходящее из атмосферы, разъедает корпус корабля, было что-то, из-за чего тот день был особенно тяжелым; казалось, полное безветрие и зной подавляют морально и физически.
"Сделай же что-нибудь", думал паникующий Хилли.
Он планировал что-нибудь эффектное, типа исчезновения книжного шкафа, велосипеда (маминого), мотоцикла (папиного, правда, учитывая теперешнее настроение папы, он едва ли согласится выкатить мотоцикл на платформу). Вот то, что нужно для Великого Финала.
Исчезновение младшего брата!
— А теперь…
— Хилли, извини, но… — начал отец.
— Мой последний фокус, — быстро договорил Хилли; его отец откинулся на спинку кресла с видимым облегчением. — Мне нужен кто-нибудь из зрителей. Иди сюда, Дэвид.
Дэвид шагнул вперед с выражением страха и покорности, почти уравновесившими друг друга в этот момент. И, хотя он не мог объяснить толком, Дэвид знал, что это фокус будет последним. Слишком хорошо знал.
— Не хочу, — прошептал он.
— Ты должен, — твердо сказал Хилли.
— Хилли, я боюсь, — умолял Дэвид, с глазами, полными слез. — Что, если я не вернусь обратно?
— Вернешься, — прошептал Хилли. — Ведь все остальное возвращалось, правда?
— Да, но до сих пор ты не пробовал с чем-нибудь живым, — сказал Дэвид. Слезы градом потекли из его глаз.
Глядя на своего брата, которого он любил так сильно и явно (любовь к брату была наиболее успешным приложением его способностей, все остальное, к чему он приложил руку, приносило неважные результаты, даже магия), Хилли почувствовал на мгновение пугающее сомнение. Все равно, что кошмар, посетивший вас на несколько мгновений. "Ты ведь никогда не делал этого. Ты бы не пустил его одного на улицу с сильным движением, в надежде, что все машины остановятся вовремя, так ведь? Ты ведь даже не знаешь, где находятся те предметы, которые исчезают!"
Потом он взглянул на рассеянных и скучающих зрителей, среди которых только Барни Эпплгейт был полуживым, прилежно морща лоб, — и снова раздражение вернулось. Он отвел глаза от заплаканных глаз Дэвида.
— Становись на платформу, Дэвид — строго прошептал Хилли. Мордочка Дэвида жалобно сморщилась… однако он вскарабкался на платформу. Он всегда слушался Хилли, которого боготворил всю свою короткую жизнь; и на этот раз не ослушался. Все же его ножки дрожали и подгибались, когда он ступил на платформу, накрывавшую ящик с загадочной машиной.
Дэвид повернулся к зрителям: маленький упитанный мальчик в голубых штанишках и майке с надписью ОНИ ЗВОНЯТ МНЕ. ДОКТОР ЛАВ. Слезы текли по его щекам.
— Улыбнись же, — прошептал Хилли, ставя ногу на педаль. Задыхаясь от рыданий, Дэвид кое-как изобразил подобие улыбки. Мэри Браун еще никогда не видела слез ужаса у своего младшего сына. Миссис Греншау поменяла кресло, (алюминиевые ножки которого она вдавила до половины в мягкую лужайку), явно собираясь уходить. Ей было уже все равно, удастся или нет продать что-нибудь из каталога. Эта пытка того явно не стоила.
— А теперь! — оглушил Хилли сонных зрителей. — Величайший секрет Восточных Магов! Известный только избранным и доступный единицам! Исчезновение человека! Смотрите внимательно!
Он окутал фигурку Дэвида косынкой. Когда она соскользнула к ногам Дэвида, зрители вздохнули с некоторым облегчением. Внезапно по спине Хилли пробежали мурашки; в глубине души снова шевельнулось предчувствие.
— Хилли, пожалуйста… пожалуйста, я боюсь… — шептал силуэт из-под косынки.
Хилли колебался. И внезапно подумал: Исчезновение! Фокус дня! Ему Томминокер научил меня!
На мгновение Хилли Браун лишился рассудка. Причем без всяких аллегорий.
— Фокус-покус! — прокричал он, сделал пассы над силуэтом на платформе и нажал на педаль.
Хуммммм! Платформа чуть подпрыгнула, как пружинный матрац, когда на него ложишься.
Хилли снова надавил на педаль.
— Таа-даааа! — завопил он. Его наполняли страх и триумф, почти уравновешивающие друг друга, как дети на одной доске качелей.
Дэвид исчез.
На мгновение зрители стряхнули апатию. Барни Эпплгейт перестал ковырять в носу. Брайен Браун вскочил с кресла с открытым ртом. Мэри и миссис Греншау прервали свое таинственное совещание, а Ив Хиллман нахмурился и, судя по всему, забеспокоился… впрочем, беспокойное выражение не сходило с его лица целыми днями.
"Аххх, — подумал Хилли, с душой, полной гордости. — Успех!"
Однако интерес зрителей к его триумфу был быстротечен. Фокусы с дематериализацией людей всегда более захватывающи, чем фокусы с исчезновением вещей и животных (извлечение кролика из шляпы все еще пользуется успехом, но чародеи на опыте убедились, что зрители всегда предпочитают исчезнувшей наполовину лошади, хорошенькую девицу с соблазнительной фигуркой, облаченной в трико)… но, по сути дела, это довольно однотипные фокусы. Аплодисменты стали громче (и Барни Эпплгейт от всего сердца завопил: "Уяяяя, Хилли!"),
но быстро смолкли.
Хилли видел, что его мать продолжала шептаться с миссис Греншау. Отец поднялся на ноги.
— Ты настоящий иллюзионист, Хилл, — пробормотал он. — Чертовски хорошее представление.
— Но…
По гравию зашуршали колеса машины.
