Дуремар, наверное, пританцовывал от нетерпения.
И действительно, едва она приоткрыла обитую войлоком дверь, даже не успев рассмотреть, кто на самом деле за этой дверью находится, как он, точно змея, проскользнул в образовавшийся узенький промежуток и, немедленно сделав короткое движение задом, чтобы язычок замка надежно защелкнулся, именно, как змея, прошипел, поводя из стороны в сторону плоскими, будто стекла, глазами:
- Что случилось? Почему ты так долго не открываешь?..
- Не хочу - и не открываю! - холодно ответила ему Ивонна.
- Я бы мог уйти, не дождавшись...
- Ну и уходил бы, себе на здоровье!
Надо было сразу же поставить все на свои места, и потому, проводив Дуремара в комнату, усадив его в кресло и расплескав по рюмкам им же принесенный коньяк, она тут же, не ожидая, пока гость успокоится, и перестанет оглядываться по сторонам, одним быстрым движением опрокинула в себя едкую жидкость, а затем, резко выдохнув, повалилась на низкий старый диван и, откинувшись так, что под халатом обозначились груди, сообщила, пытаясь придать своему голосу оттенок некоторого легкомыслия:
- Хорошо, что ты заглянул... У меня неприятности...
Дуремар насторожился еще сильнее.
У него даже зашевелились бесцветные редкие волосы, зачесанные назад, и, как бисер, заблестели капельки пота во впадинах черепа, а синюшные пальцы сплелись, будто скользкие макаронины.
Он протяжно вздохнул:
- Я тебя слушаю...
Вот тут, наверное, и следовало попросить за Кору. Но она почему-то - непонятно почему - не смогла, а вместо этого с каким-то искусственным оживлением, похохатывая и изображая историю в лицах, принялась рассказывать, как ее сегодня принимали в Конторе.
А закончила тем, что, пожав плечами, назвала размеры вспомоществования.
У Дуремара глаза вылезли из орбит.
- И ты просто так ушла? - с неподдельным ужасом спросил он. - Надо же было - устроить скандал, потребовать объяснений!.. - Он схватился за виски, которые вдавились, будто резиновые. - Нельзя быть такой уступчивой!.. Тебя уважать не будут!..
Ивонна пожала плечами.
- А что скандалить? Ну - ответят мне: согласно параграфу тринадцатому, пункту шестому - "Уложения о мерах по обеспечению гражданского проживания"... И так далее... Что я понимаю в этих параграфах?..
Она налила себе еще коньяка.
- Ну ты не права-а-а... - протяжно сказал Дуремар. Тринадцатый параграф - это очень важный параграф. В тринадцатом параграфе говорится, что лица, отнесенные, согласно "Уложению" к категории "Б", если они ранее никакими другими Указами из данной категории не выделялись и не внесены в особые списки по ограничению проживания, то есть, безусловно являющиеся законопослушными гражданами, имеют право на вспомоществование в полном объеме... Смотри так же "Разъяснения к "Уложению о мерах по обеспечению"... пункты третий, одиннадцатый и двадцать четвертый... Раздела седьмого... И "Инструкцию по "Разъяснению к "Уложению", примечания, параграф тридцать шестой... Нет, они были просто обязаны тебе объяснить!..
Дуремар откинулся в кресле.
Пить он, впрочем, не стал, а, повертев немного в руках пузатую низкую рюмку, осторожно поставил ее обратно на столик, а затем, достав из кармана вышитый по краям, чистый платок, очень тщательно, один за другим, вытер одуловатые пальцы.
Вид у него при этом был чрезвычайно довольный.
- Ты что, все параграфы наизусть знаешь? - с отвращением спросила Ивонна.
И теперь уже Дуремар пожал острыми худыми плечами:
- Ну - все не все... разумеется... а кое-что знать положено...
- Тогда объясни, пожалуйста, куда мне еще обратиться?
Дуремар вперил в нее загадочный непроницаемый взгляд, и под этим взглядом она вдруг покраснела, как школьница. А немного спустя сказала - то, что вовсе не собиралась:
- Я ведь не могу прожить на такие деньги.
Голос прозвучал очень жалобно и как-то подобострастно.
- Сколько тебе должны были заплатить? - спросил Дуремар.
- Я рассчитывала по крайней мере на триста, - сказала Ивонна.
- Триста?..
- Меньше не получается...
Тогда Дуремар покряхтел, будто от внутренней невыносимой боли, сильно сморщившись, полез рукой куда-то в глубь пиджака и, достав оттуда потрепанный с вензелями бумажник, положил на салфетку две фиолетовые купюры, а потом, опять покряхтев, словно боль, охватившая сердце, еще усилилась, неохотно добавил сверху четыре пятерки.
Голубые бумажки затрепетали, как бабочки.
- Вот тебе - двести двадцать, пожалуйста, - все, что могу...
И когда Ивонна, чувствуя, что, наверное, не следует так поступать, все-таки неловко, одеревеневшими пальцами взяла эти проклятые деньги, то, уже засовывая их в карман халата, она с необычайной ясностью поняла, что теперь не имеет никакого смысла просить за Кору, - все, кредит, который она ощущала, на сегодня исчерпан, Дуремар больше ничего делать не будет, и сама эта мысль принесла ей какое-то странное облегчение: значит, и не надо обращаться к нему с подобной просьбой.
Тем более, что уже маячил в ближайшем будущем Указ о военном призыве.
Клаус - вот, о ком сейчас следовало бы думать.
И поэтому она, взяв себя в руки, спросила, немного волнуясь:
- Что там за новое распоряжение? Насчет армии, и так далее... Я прочитала в Конторе... оно имеет к нам какое-нибудь отношение?
На серьезную информацию, однако, она уже не рассчитывала, может быть - так, какие-нибудь несущественные подробности, и действительно, Дуремар, который, по-видимому, тоже считал, что кредит его личных обязательств на сегодня исчерпан, лишь немного, как лошадь, которой мешают мухи, помотал головой и беспечно махнул ладонями - какая, мол, ерунда, пусть это тебя не волнует.
Вся его первоначальная настороженность, по-видимому, уже рассеялась, он пришел в свое обычное расслабленное состояние - потому что, как девушка, маленькими глоточками выцедил бурый, дохнувший маслами коньяк, а затем, вероятно, почувствовав некоторое возбуждение, протянул к ней холодные синеватые руки в чернильных прожилках:
- Ну, Ивонночка!.. Мы теряем драгоценное время!..
Сладкий голос его заметно дрожал, а змеиные мягкие губы вытягивались, образуя трубочку.
Ивонна поежилась.
Интересно, подумала она, а Кора согласилась бы на Дуремара, если бы, конечно, он аннулировал ее повестку?
Наверное бы согласилась.
Мысль мелькнула и растворилась в вялом ожесточении. Какой смысл было думать об этом? Кора уже фактически не существовала. А Дуремар, напротив, пребывал сейчас в здравии и благополучии: распахнул свои длинные, как у паяца, нескладные руки и два венчика пальцев на них, будто щупальцы, медленно колыхались:
- Ну, Ивонночка!.. Ну мне же через полчаса - опять на работу...
