— Иуда! — сказала она.
— Ну, зачем же вы так? — устало равнодушно проговорил Дятлов, осматривая раненого. — Одна пуля на вылет, другая почти на выходе застряла. Я ее сейчас вырежу.
Даже не подумав о наркозе, он вонзил в Картазаева скальпель. Не обращая внимания на его судорожные подергивания в по-детски наивном стремлении уйти из-под боли, а также на заливаемую кровью постель, он довел дело до конца и выудил пулю из бока.
— Прости меня, дуру, это все из-за меня! — крикнула Тамара, уже не имея возможности сдерживать слезы.
— Ну, зачем вы так расстраиваетесь? — притворно удивился Дятлов. — Он все равно ничего не слышит. А боль между прочим чувствует. Но у меня обезболивающего нет, извиняйте.
В отчаянии Тамара повела вокруг взглядом, и ее внимание сразу приковали стоящие рядышком на столе Картазаевские разверстые ботинки и чемоданчик. Она сознательно не выполнила указание сумасшедшего, что привез их сюда, и поставила вещи в стороне от хозяина.
— Лекарство есть в чемодане! — сказала Тамара, но когда хотела пройти, Волчок оттолкнул ее и подошел сам.
Сначала он ощупал ботинки, даже понюхал их.
— Этот индюк даже ноги не моет, — с негодованием произнес он и швырнул обувь в раненого.
Ботинки попали в Картазаева, при этом он даже не шелохнулся, и откатились на пол. Волчок пошарил в зипе, и лицо его озарилось, было, ликованием, но он попытался скрыть радость, выдав заключение, что де больше ничего нет, но был остановлен Хохлом.
— Який ты прыткий! — сказал он, отпихнув в сторону коллегу. — А это шо? — он держал пачку долларов. — Шо? Я у тебя бачу! Хочешь, чтоб Диего тебя Черепу отдал?
— Не заметил я, — оправдывался Волчок, которого сильно напугало упоминание о Черепе.
— Я тебе не замечу, гадский сын! — Хохол нашарил в кармашке шприц и ампулу. — Глянь, Дятел!
— Промедол, — кивнул тот головой, но, подходя к раненому, намеренно замедлил шаги. — Если не вколоть, то может умереть от болевого шока.
— Так коли же скорее! — взмолилась Тамара.
— Раздевайся! — своим равнодушным тоном проговорил Дятел.
— Что? — не поняла она.
— Раздевайся! — повторил он. — А мы поглядим. И побыстрее, сердце этой старой развалины долго не выдержит.
— Как ты можешь? — прошептала она. — Ты ведь мне в любви клялся!
— Какая может быть любовь у врача? — усмехнулся Дятел. — Лучше всех на свете мы в курсе, что человек это всего лишь ходульно-мускульная система.
— Давай шустрей! — в нетерпении выкрикнул Волчок. — А то трахнуться не успеем.
Женщина обреченно начала расстегивать блузку.
— Нет, сначала трусы! — потребовал Дятел. — Вытягивай их из-под платья.
Ей ничего не оставалось, как спустить трусики и переступить через них.
— Теперь лифчик, только спиной повернись.
— Ну, ты молоток, Дятел, — распалено проговорил Волчок. — Уважаю образованных людей.
— Я уж давно присматриваюсь к этой сучке, выдающиеся возможности и практически без использования, — проговорил Дятел. — Продолжай, Томка. Продолжай, дорогая.
— Ты обещал, — со слезами в голосе проговорила она.
— Я уже колю, — фальшиво заторопился Дятел. — Для начала один кубик. Остальное потом, когда ты у всех нас по очереди поиграешь на флейте. Ты это хорошо умеешь. Я то знаю.
— Ну, ты и скотина! — сказала она с чувством.
Со словами "Сделаем это культурно!" Волчок развернул женщину спиной к себе. Хохол неспешно подошел с другой стороны, расстегивая штаны. Женщина стала уворачиваться, но Волчок тычками кулаков под ребра постарался придать ей нужное направление.
Невозмутимый Дятел копался в ящике Картазаева, когда вернулся хозяин квартиры. Стоило ему вставить ключ, как бандиты сразу прекратили свою бурную деятельность и укрылись по обе стороны от двери. Когда он шагнул внутрь, ему заломили руки и втолкнули в комнату. Змей тщательно обыскал его, нашел пистолет и отошел, держа его в руке.
— Вы кто, милейший? — спросил Дятел.
— Боно, — сказал мужчина.
Если и до этого Боно казался женщине безумным, то теперь она увидела в его горящих глазах беспощадную смерть. Психопат взмахнул рукой, хищно блеснул перстень, и Змей даже не смог заорать из-за перерезанной шеи.
Не обращая более внимания на стоящий труп, Боно вернул свой пистолет. Все произошло так стремительно, что бандиты начали стрелять только вместе с Боно. Спустя пару секунд канонада смолкла, и в тишине выл лишь Дятел:
— Я врач! Врач я!
Волчок и Хохол лежали в разных углах комнаты, и даже, несмотря на то, что лицо Хохла было практически целое, было ясно, что оба покойники с гарантией в 200 процентов.
— Я же сказал, не звони! — зло выкрикнул Боно и метнулся в дверь.
Едва он исчез, Дятел неожиданно быстро пришел в себя.
— За все ответишь, сучка! — пригрозил он Тамаре, поднимаясь с пола.
Диего приехал спустя час. Выжидал. Кроме неразлучного Артура он прихватил с собой пару охранников: Семафора и Гектора. В квартиру главарь предусмотрительно запустил сначала мордоворотов, потом опасливо вошел следом. Не обратив на трупы ни малейшего внимания, велел обыскать квартиру.
— Моли бога, чтобы этот Боно след оставил, не то, за то что упустил гастролера, сам тебе голову отрежу! — пригрозил он Дятлу.
— Я его тачки номер записал! Со всей тщательностью! — горячо заверил Дятел.
На лице у него зрела внушительная гематома, характер появления которой он объяснил довольно туманно.
Вскоре за батареей нашли схрон. Кроме денег и оружия, в нем лежал паспорт на имя некоего Свиридова. Диего созвонился со своим человеком в УВД. Про машину ничего интересного не сказали: она была взята напрокат. С паспортом повезло больше. Свиридовым месяц назад был приобретен коттедж в элитном районе на Южном шоссе.
Аркадию Листунову исполнилось тридцать пять лет. Никто не заметил этого скромного юбилея, проигнорировали точно так же, как всю жизнь игнорировали самого юбиляра. Его существование, которое трудно было назвать полноценной жизнью, представляло собой тягучие и нудные будни. Несмотря на солидный возраст, Листунов продолжал оставаться девственником. У него никогда не было подружки, и он даже ни разу ни с кем не целовался, да и не умел этого делать. Худой и сутулый, он имел самую невзрачную внешность и выдающееся косоглазие, которое не могли скрыть уродливые корригирующие очки в толстой круглой оправе. Плохое зрение было потомственным проклятием рода Листуновых. Он жил вдвоем с матерью, которая ослепла в пятьдесят лет. Отца не помнил, тот умер еще молодым от сердечного приступа. Так что наследственность у Аркаши была дурная, что отложило неизгладимый отпечаток на его характер.
