И вот, наконец, он подошел к замку. Вблизи он не был виден целиком, а видна была лишь одна его стена — она оказалась на диво высокой. Ни одна штурмовая лестница не смогла бы достать до ее верхушки. Он присвистнул, глядя наверх. Рядом с ним сражались. Мес остановился и начал глядеть на битву: ворот в стене не было, и он хотел спросить об их местонахождении, чтобы попасть внутрь замка. Но люди рядом с ним бились с ожесточением, с глухим рычанием, Мес видел их тупые странные лица с неподвижными глазами, они заносили для удара короткие мечи, направляли в цель копья и ассегаи, ударяли друг друга палицами и булавами, били молотами и чеканами, крутили над головой боевые цепы, стреляли из луков, метали пращами камни. Эти люди были очень заняты, и Мес отвернулся от них, решив отыскать ворота самому.
Он их вскорости отыскал. Ворота были — крохотная калиточка, покрашенная под цвет камней, так что он даже не сразу ее заметил. Рядом на шнурке висел молоток, каковые молотки обычно украшают собою монастырские ворота. Постучал. Сразу же хриплый голос произнес:
— Кто?
— Да вы что, сговорились? — заорал Мес в возмущении.
— Кто? — настаивал голос.
Мес затарабанил кулаками в дверь.
— Вчерашний день, — орал он. — Открывай!
— Имя?
Он решил не упрямиться.
— Герр Мес.
И дверца растворилась. За нею никого не оказалось. Взбешенный Мес прошел через двор, мощенный неровным галечником, и начал подниматься по длинной лестнице наверх, в замок. Здесь, на лестнице, и встретил его сам хозяин замка. Ахаз Ховен стоял, расставив ноги в красных сапогах, положив руку на эфес меча, и широко склабился. Судя по этому, он был вроде как рад дорогому гостю.
— Надо было пароль сказать? — сухо приветствовал его Мес.
— Рад, рад, — произнес Ховен, не обращая внимания на эти слова. — Вот уж не знал, что ты явишься. Тебе был бы оказан великолепный прием.
— Мне уже был оказан такой прием, — не унимался злопамятный Мес.
Ховен расхохотался, широко разевая рот.
— Люблю тебя за эту самоуверенность. Ну, пойдем.
И он, держа Меса за руку, повел его за собой. Тот потихоньку высвободился, но Ховен снова схватил его за локоть, сжимая как клещами. В этом неудобном положении поднялись по узкой лестнице, что доставило Месу массу неудобств, в смотровую башню.
Отсюда побоище под стенами замка было видно куда лучше, чем с холма. У Ховена, глядящего на битву, обветренное грубое лицо восторженно закаменело, налились желваки, приоткрылся рот.
— Смотри, — закричал он, не отрывая глаз от сражения и продолжая сжимать руку Меса. — Смотри, как они дерутся! Ты только погляди на это!
Мес зашипел от боли, но произнес:
— В самом деле… прекрасно…
— Да? Да? — спрашивал Ховен, блестя глазами. — Моя школа, клянусь Хаосом! Я учил их, мерзавцев!
И он раскатывал «р», грохоча и рыча.
— Ну ладно, — произнес он потом, неохотно отрываясь от любимого зрелища. — Ты прибыл сюда. Зачем? Я думал, мы не увидимся до следующего Буле.
— Долг пригнал меня сюда, Ховен, — сказал Мес.
— Долг? Перед кем?
— Перед самим собой. Я не могу дожидаться следующего совета.
— Хорошо. Пойдем.
Теперь очутились в небольшой полукруглой комнате, находящейся здесь же, возле смотровой площадки. По неровным стенам были развешаны сабли, мечи, шелепуги, луки, щиты с изображением коршуна, прочая боевая утварь. Отдельно висела целая коллекция огнестрельного пулевого оружия, начиная с пищали времен битвы при Павии и кончая двухвековой давности автоматами различных систем, — все это в отличном состоянии.
На столике Мес увидел брошенный кверху корешком томик Мольтке. Рядом, снабженные множеством закладок, лежали сочинения Клаузевица.
— Обогащаюсь, — сказал Ховен. — Ты голоден с дороги? Жаждешь?
— Не откажусь от бокала вина.
— У меня есть амброзия.
— Боишься постареть? — усмехнулся Мес.
— Боюсь, — совершенно серьезно ответил Ховен. — Я пью ее каждый день. Пристрастился.
— Это пойло на любителя. Но ничего, давай.
Они уселись в пододвинутые Ховеном кресла с бокалами пурпурной жидкости в руках, и Ховен приготовился слушать. Но Мес молчал.
— Хорошо, — наконец сказал Ховен, скрипнув зубами. — Но всего я тебе не скажу, так и знай.
Мес сделал крупный глоток.
Специфический, резковатый вкус жидкости напомнил о прошлом, и он, полузакрыв глаза, откинулся в кресле, чувствуя, как начинает сказываться действие напитка. Если долго не пить амброзию, а потом вдруг выпить много и одним махом, сначала приходит напряжение в теле, затем неизвестно откуда взявшийся прилив сил встряхивает его…
— Воспрянь, — раздался голос Ховена, и Мес открыл глаза.
— Я давно не пил амброзии, — словно оправдываясь, произнес он.
— Чем же ты держишься? — удивленно спросил тот.
— Собственными силами. Я еще сохранил кое-какие резервы.
— Я слышал, — презрительно протянул Ховен. — Верой питаешься. Что ж, и это неплохо — за неимением лучшего.
— Я так не считаю, — равнодушно пожал плечами Мес.
— А как ты считаешь? — зарычал вдруг Ховен, близко наклоняясь к нему. — Ты считаешь, это хорошо, что в Буле сидит Бона Деа со своим вечно скалящимся ублюдком-сыном? Ты считаешь благими их намерения насчет людей?
— Давай поговорим начистоту, Ховен, — проговорил Мес, тоже распаляясь от этого нежданного приступа ярости. — Только не нужно увиливать в сторону, как это делает большинство из наших. После всего того, что произошло, после того, как я поддержал Тифона в его стремлении занять место в Буле, после позора Диониса, — ты и теперь обвиняешь меня в невмешательстве? Пойми, у нас общий враг. Но он, так сказать, трансцендентен, он не в мире, его не уловишь, а его обещания о втором пришествии я лично считаю пустым трепом. Что прикажешь делать? Я подумал — хорошо бы, если Сет сел на место брата. Единственное, что нам остается делать, и ты знаешь об этом не хуже меня, — вредить людям. Ибо они — создания его, и, причиняя вред им, вредишь тем самым ему.
— Я знаю, — сказал мрачный Ховен.
— Буле за нас, и если ты полагаешь существование нашей партии мифом, я докажу тебе, что она — реальность, и притом абсолютная. Модерата осознала это на Буле. Они с Лентой думали, что я встану на их сторону, на сторону филантропов. Но я оказался мизантропом, и их это неприятно поразило. Я — их противник. И ты — их противник. И Тифон — их противник, и Мом, и Гелос — этот не знаю, по какой причине, — и Геката, и Эрида. Малларме все равно, как и Форкису, — они одного моря ягоды. Приап тоже равнодушен. Чем тебе не парламентская борьба? Но с приходом Сета начался новый раунд, и еще неизвестно, выиграют ли Мелайна и Плутос либо же наоборот.
