Медленно стянул с шеи медальон.
— «Слушай меня, Шейла, слушай, не перебивай. Я не могу вслух говорить. Но мысли читать драконы не умеют. Поняла? Я мысленно с тобой говорить буду. А тебя потом морзянке обучу. Будешь меня за ухо азбукой морзе покусывать. У нас все получится! Такой план! Пальчики оближешь. Они в свою игру играют, делают вид, что не вмешиваются. А мы в свою игру сыграем. Будто весь их проект накрылся медным тазом.»
Поняла! Шейлочка, умница! С полуслова, с полумысли поняла! Только перестань улыбаться. Веди себя естественно.
Улыбка, так и не родившись, трансформируется в злобный оскал.
— Ты зачем, гад, щит снял? Не ругайся, да? Сам накройся медным тазом.
— Не гунди. Мне подумать надо над тем, что ты сказала.
— Укройся щитом и думай, сколько влезет.
— Сама укройся. Он думать не дает. Я с ним себя идиотом чувствую. Он мои мысли глушит.
— Врешь ты все. Внушил сам себе. Просто тебе думать нечем.
— Пусть так. Сказано — не гунди. Я думаю.
— Мне-то лапшу на уши не вешай. Думает он.
Здорово? Сидят два придурка спиной друг к другу и лениво собачатся. Идиллия! А на самом деле я в это время излагаю Шейле свой план. В деталях. С картинками, если она их видит. Не знаю, как спросить об этом. Ну, Шейлочка, милая, если ты согласна…
— Ты, сукин кот! — взрывается Шейла. — Не будет этого, понял, гад! Хоть сдохнем здесь, а не будет! Кобель! Ты щенок против меня!
— Недотрогу из себя строишь? Надежда человечества. Луч света в темном царстве! Рот закрой. Кроме мата слов не знаешь? Знаешь, кто ты на самом деле? Фонтан фекалий!
Дальше — больше. Я ору на нее, что эгоистка, плевать ей на человечество, только о себе думает. Она — что козел, сексуально озабоченный ублюдок, гнида, она лучше под гиббона ляжет. Тут я вскакиваю, хватаю ее за плечи… и отскакиваю с поднятыми руками и квадратными глазами. Пячусь, пока не упираюсь спиной в ствол сосны. Словно марионетка на ниточках делаю шаг вперед и начинаю приседания — все так же с нелепо поднятыми руками.
— Сесть! Встать! Сесть! Встать! — командует Шейла со зверским оскалом. — Сволочь! Сесть! Встать! Гад! Кобель! Гнида! Сесть!
— Отпусти, сука! — хриплю я. Хватаюсь за ветку, но ноги продолжают сгибаться, будто я все еще приседаю.
— В обезьянку решил поиграть? Лезь на пальму, падла! — командует Шейла. И я лезу! Подтягиваюсь на правой руке, хватаюсь левой за сук, подтягиваюсь на левой, хватаюсь правой… Пять секунд и пять метров. Без помощи ног.
— Знаешь, кто мой настоящий отец? Всемогущий! — кричит снизу Шейла. — Думаешь, я только мысли читать могу? Драконы так тоже думали. А вот фиг вам! Я все могу. Ты мне как собачка служить будешь! Как я мечтала передушить вас всех в поселке. Вашими же руками! Сколько лет сдерживалась! Но ты меня достал! Пусть драконы из меня фарш сделают, но на тебе я отыграюсь! За все отыграюсь. Слезай, гад.
Все это время я висел на одной руке и скрипел зубами. Услышав команду, дергаясь как марионетка, начал спускаться. На высоте трех метров схватился за сухой сук, сук, конечно, обломился и я с криком упал на землю. Но тут же перекатился несколько раз и уткнулся лицом в медальон. В щит! Поднимаюсь и, неторопясь, надеваю его на шею. Шейла смотрит на меня с ужасом и бледнеет прямо на глазах. Иду на нее медленно и грозно, словно танк. Девочка уже пришла в себя. В глазах обреченность.
— Насмерть бей, — просит Шейла. Сбиваю ее с ног оплеухой. Из разбитой губы — кровь по щеке. Отворачиваюсь и сажусь на землю. Сам себе противен. Озверел как скот. За спиной плачет Шейла.
— Кир, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда себе не позволю. Если ты не простишь, я повешусь, честное слово. У меня кроме тебя никого нет. Совсем никого. Что хочешь со мной делай, только не бросай.
Чувствую спиной тепло ее тела. Оборачиваюсь и прижимаю к себе вздрагивающие плечи. Кажется, сам плачу.
— Теперь ты понял, почему мне нельзя? Но, если ты скажешь, я… — всхлипывает Шейла. — Я неудачный эксперимент. Знаешь, что делают с токсичными отходами? Их уничтожают. Я десять лет сдерживалась. Скрывала, чтоб мракобесы ни сном, ни духом… Чтоб они не поняли, не испугались. Всемогущий варваром был, и то пол планеты кровью залил. А в наше время — представляешь, что натворить можно? Мракобесы не зря меня на отдельной планете держали. Убьют они меня, теперь точно убьют. И тебя убьют.
— Все будет хорошо, моя маленькая.
— Ты Мрака не знаешь. Я уже устала бояться. Мы для него — пешки в игре. Шаланда взорвалась — нас, считай, уже и на свете нет.
— Эй, вы! — закричал я в пространство. — Слышите нас, сволочи? У меня к вам деловое предложение. Шейла вам больше не нужна. Я — тем более. Так забудьте про нас. Сбросьте мешок презервативов и уматывайте с этой планеты. Это лучший выход для всех. Разрушьте все нуль-маяки и уходите из этого континуума. Оставьте нам планету на двоих, и мы не будем на вас в обиде. Снабдите только медициной. Принимаете условия?
В ответ — тишина. Это понятно. Драконы должны осмыслить случившееся.
— «Как ты думаешь, они поверили?» — мыслю я Шейле. Спохватываюсь, срываю с шеи медальон и повторяю вопрос. Шейла чуть заметно кивает, всхлипывая у меня на груди.
— «Не переиграли?»
«Нет».
— «Тогда кончай плакать. Не то я сам зареву.»
Шейла вцепляется в меня еще крепче и вновь рыдает в полный голос.
— Все будет хорошо, — шепчу я. — Верь мне. — И целую в лоб, в глаза, в мокрые, соленые щеки. — Все будет хорошо.
Всю ночь я не спал. Мучился, ворочался, вспоминая давешний спектакль. Ведь озверел я по-настоящему. И Шейла осатанела по-настоящему. И уничтожить нас могут тоже по-настоящему.
А Шейла выплакалась и сладко сопела в две дырочки, свернувшись калачиком. Я понял, чем она отличается от прочих девушек. Размахом. У нее все на полный размах. Горе — так ГОРЕ. Черное. Радость — до телячьего восторга, до щенячьего визга. Ненависть — лютая, страшная. Упорство — несгибаемое. Как она по горам шла… Упала бы, но не сказала, что устала. А какая она нормальная, я так и не видел. Нет у нее нейтрального положения. Вот сейчас спит и улыбается во сне. Снится ей что-то очень хорошее. И проснется радостная. Что с нами будет?
Евгеника строжайше запрещена. Даже прошение об исправлении генетических дефектов каждый раз рассматривается в самых высоких инстанциях. А какой шум был, когда обнаружилось, что население одной маленькой колонии не подвержено цинге. Естесственным образом это произошло, или постарался кто-то из первых колонистов, которому надоело жрать витамины, так и не выяснили. Но планету закрыли, и колонию расселили. С точки зрения логики это самое глупое, что можно было придумать. Скорректированные гены разлетелись по всему обитаемому космосу. Теперь, через много-много поколений, человечество забудет, что была такая болезнь — цинга.
