— Что стряслось?
— Ничего, — прошептал Колин. — Вас выписывают.
Дануорти нацепил очки, но все равно ничего не увидел.
— Сколько времени?
— Четыре. — Мальчик сунул ему тапочки и направил фонарик на шкаф. — Торопитесь, она вот-вот нагрянет. — Он ткнул в руки профессору сорванный с крючка халат.
Дануорти, полусонный, путался в вещах, недоумевая, почему его выписывают посреди ночи, да еще без сестры.
Колин осторожно выглянул в коридор, потом, выключив фонарик, сунул его в карман слишком просторного халата и бесшумно притворил дверь. Выждав долгую напряженную паузу и затаив дыхание, он снова выглянул через узкую щель в коридор.
— Чисто. — Он махнул Дануорти. — Уильям увел ее в бельевую.
— Кого, медсестру? — все еще плохо соображая, спросил профессор. — Она еще дежурит?
— Не ее, грымзу. Он ее там задержит, пока мы выберемся.
— А миссис Гаддсон?
Колин смутился.
— Она читает мистеру Латимеру. Ну, мне нужно было чем-то ее отвлечь, а мистер Латимер все равно ее не слышит.
Он распахнул дверь пошире и взялся за ручки стоявшего в коридоре кресла-каталки.
— Я могу идти, — запротестовал Дануорти.
— Времени мало. А так, если нас кто-то засечет, я скажу, что везу вас на сцинтиграфию.
Дануорти сел в кресло, и Колин покатил его мимо бельевой и палаты Латимера. Из-за двери доносился приглушенный голос миссис Гаддсон, зачитывающей из Исхода.
До конца коридора Колин дошел на цыпочках, а потом припустил с такой скоростью, с какой уж точно не возят больных на сцинтиграфию. Еще коридор, поворот и в боковую дверь, у которой они когда-то наткнулись на пикетчика с плакатами «КОНЕЦ СВЕТА БЛИЗОК».
В переулке стояла кромешная темнота и лил дождь. В дальнем конце просматривались смутные очертания «Скорой». Колин постучал по задней дверце кулаком, и оттуда выпрыгнула санитарка. Та самая, которая увозила когда-то Бадри. И пикетировала Брэйзноуз.
— Сядете сами? — спросила она, заливаясь краской.
Дануорти кивнул, вставая с кресла.
— Закрой двери изнутри, — велела санитарка Колину, уходя в кабину.
— Только не говори, что она тоже подружка Уильяма, — попросил Дануорти, глядя ей вслед.
— Само собой. Пыталась у меня выведать, какой будет миссис Гаддсон в качестве свекрови. — Колин помог Дануорти забраться в салон.
— А где Бадри? — спохватился профессор, вытирая капли дождя с очков.
Колин закрыл двери.
— В Баллиоле. Мы его вывезли первым, чтобы он настроил сеть. — Колин обеспокоенно оглянулся в заднее окно. — Надеюсь, мы успеем уехать, до того как грымза поднимет тревогу.
— Даже не сомневаюсь, — ответил Дануорти. Они явно недооценивали Уильяма. Грымза наверняка сейчас прильнула к его груди в бельевой и вышивает их общий вензель на полотенцах.
Колин посветил фонариком на носилки.
— Я прихватил ваш костюм.
Дануорти сбросил халат и переоделся в протянутый ему черный дублет, чуть не повалившись на пол, когда «Скорая» тронулась. Усевшись на боковую скамью и держась за качающуюся стенку, он принялся сражаться с черными колготками.
Сирену санитарка не включала, но гнала на такой скорости, что лучше было бы включить. Одной рукой ухватившись за ременную петлю, другой рукой Дануорти натянул штаны, а Колин, шагнувший за сапогами, чуть не перекувырнулся через голову.
— Мы нашли вам плащ. Мистер Финч позаимствовал в Классическом театральном обществе. — Колин развернул темный сверток и накинул на плечи Дануорти викторианский черный плащ с красной шелковой подкладкой.
— А эти что ставили? «Дракулу»?
«Скорая» лихо затормозила, чуть не завалившись набок, и санитарка распахнула задние двери. Колин помог Дануорти выбраться, неся за ним плащ, словно мантию. Они проскочили в арку. Дождь барабанил по камням, и сквозь эту дробь слышалось еще какое-то беспорядочное бренчание.
— Что это? — вглядываясь в темный двор, недоуменно спросил Дануорти.
— «Наконец грядет спаситель», — ответил Колин. — Американки репетируют какой-то церковный концерт. Некрозно, да?
— Миссис Гаддсон жаловалась, что они репетируют круглосуточно, но я никак не думал, что они действительно играют в пять утра.
— Так концерт сегодня.
— Сегодня? — Дануорти осознал, что уже пятнадцатое. Шестое по юлианскому календарю. Крещение. Прибытие волхвов.
Ему навстречу спешил Финч с зонтом.
— Простите, опоздал, — извинился он. — Нигде не мог отыскать зонт. Вы не представляете, в каких количествах карантинные их теряют. Особенно американки…
Дануорти пошел к зданию.
— Все готово?
— Медпомощь еще не прибыла, — стараясь держать зонт над головой Дануорти, сообщил Финч. — Но Уильям Гаддсон только что звонил и сказал, что все улажено, и она скоро будет.
Дануорти не удивился бы, узнав, что на эту роль вызвалась старая грымза.
— Очень надеюсь, что Уильяма не потянет на криминальную стезю.
— Нет, сэр, не думаю. Его мать этого не допустит. — Финч засеменил, пытаясь не отстать. — Мистер Чаудри вводит предварительные координаты. И мисс Монтойя тоже здесь.
Дануорти остановился.
— Монтойя? Что-то случилось?
— Не знаю, сэр. Говорит, у нее для вас новости.
«Только не сейчас, — подумал Дануорти. — Не сейчас, мы уже почти рядом».
Он вошел в лабораторию. Бадри сидел за терминалом, а рядом в измазанных джинсах и штормовке стояла Монтойя, глядя на экран. Бадри что-то ей сказал, она покачала головой и посмотрела на часы. Обернувшись, она увидела Дануорти, и лицо ее стало сочувственным. Она сунула руку в карман штормовки.
«Нет», — подумал Дануорти.
— Я не знала, что вы затеяли, — начала Монтойя, протягивая сложенный листок бумаги. — Вот, пытаюсь помочь чем могу. Это то, с чем предстояло работать Киврин по прибытии в прошлое.
Дануорти посмотрел на листок. Там была карта.
— Вот это переброска. — Монтойя ткнула пальцем в крестик на черной линии. — Здесь Скендгейт. Вы узнаете его по церкви. Норманнская церковь, с фресками над алтарной преградой и статуей святого Антония. Покровитель отчаявшихся, помощник в поиске всего, что потеряно, — улыбнулась она. — Только вчера узнала. Если почему-то она не попала в Скендгейт, то вероятнее всего могла оказаться в Эсткоте, Хенефельде и Шривендуне. — Монтойя по очереди показала на остальные крестики. — Опознавательные признаки перечислены на обороте.
Бадри встал из-за терминала и подошел к ним. Он выглядел еще изможденнее, чем в палате, хотя, казалось бы, дальше некуда, и двигался медленной стариковской походкой, действительно состарившись на глазах.
