— Ты утащила мои вещи?
— Да, после того, как агенты Ламерка подсадили в них маленький сюрприз. Я прихватила с собой запасной комплект из твоего гардероба. Когда я, немного подождав, проверила одежду, в которой ты пришел, нашла фосфорный воспламенитель, установленный на сорок пять минут.
— Но как ты узнала?
— Лучшее время подобраться к тебе — эта дурацкая церемония у «Серых», когда нужно раздеваться догола. Элементарно, простая логика.
Гэри заморгал.
— А ты говоришь, что я умею предсказывать события.
— По идее, женщина не умрет. Хотя, конечно, ее здорово опалило.
— И слава богу. Я бы не хотел…
— Мой милый, боги здесь ни при чем. Я хотела оставить ее в живых, чтобы ее могли допросить.
— А, — протянул Гэри, чувствуя себя наивным идиотом.
Жанна д'Арк обнаружила в себе одновременно и храбрость, и страх.
Как и Вольтер, она заглянула в свое "Я", прорвавшись на свои самые глубинные уровни. Она просто хотела повернуться. Но, проанализировав команды, обнаружила, что малейший шаг приводит к падению. А какие-то бессознательные фрагменты ее разума вдруг сообщили, что падение осуществляется по кривой. Эти мельчайшие вторичные сущности мимоходом упомянули какие-то «центробежные силы» (термин выскочил из глубин памяти, и в одно мгновение она осознала его значение), посредством которых она обретет равновесие для следующего шага… требующего дальнейших вычислений.
Невероятно! Ее тело, кости и мышцы, нервы и связки — все это оказалось лабиринтом маленьких "Я", связанных и переговаривающихся друг с другом..
Вот это да! Неопровержимое доказательство Божьего творения.
— Я вижу! — воскликнула она.
— Нашу не правильность? — мрачно спросил Вольтер.
— Не грусти! Эти миллиарды "Я" — высшая истина!
— Как, по мне, все это печально. Наши сознания, увы, не приспособлены для философии и науки. Точно так же они не созданы для поиска, еды, борьбы, бегства, любви и утрат.
— Я многому научилась у тебя, но только не меланхолии.
— Монтень определил счастье как «единственный стимул к посредственности», и я должен признать его правоту.
— Но вспомни! Туман, который вокруг нас, говорил такие же мудреные фразы. Мы можем понять их. И еще — моя душа! Все доказывает, что она — совокупность мыслей и желаний, намерений и сожалений, воспоминаний и дурных шуток.
— Ты воспринимаешь эту внутреннюю работу как метафору духовности?
— Конечно. Как и я, моя душа — бесконечный процесс, воплощенный во Вселенной. Неважно — с помощью чисел или атомного строения, добрый сударь.
— Значит, когда ты умираешь, твоя душа возвращается в некое абстрактное хранилище, из которого мы ее взяли?
— Не мы. Творец!
— Доктор Джонсон убедился, что камень реален, когда пнул его. Мы знаем, что наши сознания реальны, потому что ощущаем их. Значит, всевозможные явления вокруг — странный Туман, Копии — равны в однородном спектре, лежащем между камнем и "Я".
— Бог вне этого спектра.
— Ага, понятно. Для тебя Он — это Великий Хранитель на Небесах, где все мы «записаны», как говорят компьютерщики, так?
— Творец хранит истинные наши сущности. — Она лукаво улыбнулась. — Возможно, мы Копии, которые изменяются каждое мгновение.
— Кошмар какой! — Он невольно улыбнулся. — Ты становишься неплохим логиком, любовь моя.
— Я украла частицу тебя.
— Украла? Почему тогда я не чувствую недостачи?
— Потому что желание обладать другим — это… любовь.
Вольтер увеличил себя, его ноги обрушились на Сетегород, круша и сминая здания. Туман гневно заклубился.
— Это я могу понять. Искусственные построения, такие, как математика и теология, размеренны и строги. Но любовь тем и хороша, что ей не нужны логические обоснования.
— Значит, ты разделяешь мою точку зрения? — Жанна жарко поцеловала его.
Он вздохнул, уступая.
— Это же очевидно, если ты еще не поняла этого.
Все заняло считанные минуты. Они резко ускорили событийные волны, так что их оперативное время опередило Туман. Но усилие сказалось на их мощностях, что Жанна восприняла в форме внезапного голода, от которого слегка закружилась голова.
— Ешь! — приказал Вольтер, поднося ей кисть винограда метафора компьютерных ресурсов.
В вас много жизни, лучше бы вам не рождаться вовсе. Не многим так повезло.
— А, наш Туман, оказывается, еще и пессимист, — насмешливо заметил Вольтер.
Внезапно Туман сгустился. Сверкнула молния и в полной тишине ударила прямо в них. Жанна ощутила, как страшная боль сковала ее руки и ноги, сотрясала тело жгучей судорожной агонией. Она не издала ни единого крика.
Зато Вольтера так и скрутило. Он извивался и орал во весь голос, без всякого стыда.
— О, доктор Панглос! — выдохнул он. — Если это — лучший из всех миров, то каковы же остальные?
— Храбрец берет своих противников в плен! — крикнула Жанна в густую мглу. — Только трус мучает врага!
— Превосходная доктрина, милая. Но война не ведется в соответствии с отвлеченными принципами.
Люди отличаются тем, что богач, даже когда умирает, попадает в красивый гроб, его умащают дорогими маслами, потрошат и бальзамируют, а потом кладут в каменный мавзолей. Другие люди с трепетом говорят, что это и есть достойная и настоящая жизнь. «Какая злоба смеяться над мертвыми», — сказала Жанна.
— Уф-ф! — Вольтер потер подбородок, его руки до сих пор дрожали от перенесенной боли. — Он измывается над нами просто так.
— Мучитель!
— Я выжил в Бастилии. Я переживу и этот дурацкий юмор.
— Может, он пытается нам что-то сказать, но не напрямую? (МЕНЕЕ ВСЕГО ПОДРАЗУМЕВАЛОСЬ ИЗМЫВАТЕЛЬСТВО.)
— Юмор подразумевает существование моральных законов, — сказала Жанна.
(В ЭТОМ СОСТОЯНИИ НА ЛЮБОМ ПЛАНЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ) (ВОЗМОЖЕН КОНТРОЛЬ СИСТЕМ УДОВОЛЬСТВИЯ)
— Ага, — вмешался Вольтер. — Получается, что мы можем получить любое удовольствие без всякой нужды или причины. Рай.
— В какой-то мере, — холодно заметила Жанна.
(ЭТО БЫЛО БЫ КОНЦОМ ВСЕМУ) (ТАКОВ ПЕРВЫЙ ПРИНЦИП)
— Моральный закон, — согласился Вольтер. — Кстати, эту фразу «конец всему» ты взял из моих мыслей, не так ли?
