Вдобавок (что отнюдь не способствовало поднятию духа) оказалось, что за работу взялась комиссия по встрече в составе двоих стражников и гонца, высланного вперед. В грудь Рода нацелились две пики.
Процессия остановилась.
— И что же, — ледяным тоном произнес Род, — это означает?
Гонец, заикаясь, возвестил:
— К-королева в-воспретила ч-чародею входить в ее п-покои б-без оков.
— Ага. — Род на миг поджал губы, затем, чуть приподняв бровь, учтиво осведомился: — Стало быть, меня собрались заковать в кандалы?
Гонец кивнул, еле живой от страха.
Род отшвырнул от себя пики, со стуком упавшие на пол, ухватил гонца за ворот и отшвырнул прямо на бросившихся к нему стражников. Затем он пнул дверь с такой силой, что она сорвалась с прочнейших металлических петель, не церемонясь, наступил на нее и маршевым шагом прошествовал в покои королевы.
Катарина, лорд-мэр столицы и Бром О’Берин, сидевшие за столом, на котором была расстелена большая карта, в испуге вскочили на ноги.
Бром ловко прыгнул и встал на пути у Рода:
— Какой демон овладел тобою, Род Гэллоугласс, что ты посмел…
Но Род уже обошел карлика и, не сбавляя шага, двигался к столу.
Дойдя до стола, он остановился и устремил на королеву взгляд, от которого она запросто могла бы обратиться в льдышку.
Катарина попятилась, прижала руку к шее — воплощенный страх и растерянность.
Бром вспрыгнул на стол и громогласно вопросил:
— Что означает это дерзкое вторжение, Род Гэллоугласс? Поди прочь и не смей входить, покуда королева не призовет тебя!
— Я бы предпочел не являться перед ее королевским величеством в оковах, — чеканя слова, отозвался Род. — И я не допущу, чтобы благороднейшего и достойнейшего из дворян швырнули в грязную, кишащую крысами темницу вместе с низкими воришками!
— Ты не допустишь? — в гневе выдохнула Катарина.
— Да кто ты такой, чтобы здесь распоряжаться! — взревел Бром. — В тебе нет даже жалкой капли благородной крови!
— В таком случае я позволю себе заключить, что благородная кровь порой сочетается с неблагородными поступками, — небрежно бросил Род, рывком отодвинул в сторону стол и шагнул к королеве. — Я почитал вас благородной особой, — с насмешкой проговорил он. — Но теперь я вижу, что вы ополчились против своей родни, против того, кто заменил вам отца! О да, вступив в схватку с любым из ваших вельмож, вы неизбежно бросаете вызов кровнику, но драться с родным дядей?! Одумайтесь, женщина! Да будь он даже злейшим убийцей, и то вам подобало бы отнестись к нему с почетом и уважением, коего требует его высокий титул! Не темницу вы должны были предложить ему, но лучшие из ваших покоев — вот ваш долг крови! — Род оттеснил Катарину к камину, он говорил, глядя ей прямо в глаза: — Да-да, будь он убийцей, вы бы, несомненно, оказали ему подобающие почести! Но нет, он совершил более страшное, на ваш взгляд, преступление: он выказал несогласие с вашими высокомерными, жестокими законами и еще более разгневал вас тем, что с честью и достоинством не ответил на ваши хорошо продуманные обвинения. Он не желает уронить своей чести в то время, когда страной правит мстительная, взбалмошная, капризная девчонка, наделенная титулом королевы, но при том лишенная любых добродетелей. И за это, только за это он стал преступником и изгоем?
— Умолкни, презренный! — выдавила Катарина, смертельно побледнев. — Как ты смеешь так разговаривать с леди?
— Тоже мне — леди! — презрительно фыркнул Род.
— Урожденной леди! — отчаянно, испуганно вскрикнула Катарина. — Неужто ты тоже изменил мне? Ты ли глаголешь устами Дома Кловиса?
— Пусть я говорю, как крестьянин, но вы ведете себя никак не лучше! И теперь мне понятно, почему все отворачиваются от вас, ибо вы без зазрения совести отвернулись от Логира — единственного изо всех лордов, что остался верен вам!
— Верен?! — вскричала Катарина. — Он верен мне? Он, возглавивший бунтовщиков?
— Ансельм Логир возглавил бунтовщиков! Только ради того, чтобы сохранить вам верность, старый герцог отрекся в пользу своего сына!
Нескрываемый ужас и чувство вины зародились в глазах Катарины. Род горько усмехнулся и, отвернувшись, отошел — пусть королева осознает всю глубину своей ошибки. За спиной его послышался тяжкий шелестящий вздох. Бром бросился на помощь к своей повелительнице. Скрипнул стул — значит, Бром усадил королеву.
Лорд-мэр смотрел мимо Рода, широко раскрыв глаза. Род кашлянул, взгляд мэра метнулся к нему. Род кивком указал мэру на дверь. Тот в растерянности перевел взгляд на королеву. Род недвусмысленно положил руку на рукоятку кинжала. Мэр заметил это, побледнел и бросился наутек.
Род обернулся к смертельно напуганной девушке.
Бром, стоявший подле Катарины, одарил Рода взглядом полным ненависти и прорычал:
— Уймись! Неужто ты не ранил ее слишком глубоко!
— Пока нет, — сказал Род как отрезал и поджал губы. Он снова шагнул к королеве и продолжал: — Этот благороднейший, честнейший человек, герцог Логир, ваш родной дядя, из любви к вам восстал против всей аристократии Грамерая и даже против собственного сына! — Голос Рода сорвался. Катарина в страхе смотрела на него. — И повинны в этом вы. Это вы издавали необдуманные указы, у вас напрочь отсутствуют такт и дипломатия, и именно из-за этого Ансельм ополчился против собственного отца. У герцога было двое сыновей, и вы лишили его обоих!
Катарина отчаянно замотала головой. Губы ее произносили беззвучные возражения.
— Но он все равно остался верен вам! — негромко проговорил Род. — Он верен вам, хотя за это ему грозила смерть. Он был на волосок от гибели!
Взгляд королевы был полон ужаса.
Род похлопал себя по раненому плечу:
— Вот куда пришелся удар клинка, который целил в его сердце. И все же только чудо да помощь одной колдуньи, которая не пользуется вашей благосклонностью, помогли мне спасти герцога и живым и невредимым привезти в столицу!
Бром запрокинул голову и пытливо всмотрелся в глаза Рода. Род нахмурился и продолжал:
— Итак, я сопроводил его сюда, сам будучи в великой опасности. И что же я вижу? Его собрались бросить в темницу! Однако и здесь ему отказано в почестях, приличествующих его высокому титулу! Вы готовы приравнять его к простолюдинам и швырнуть в грязную каталажку!
Ради вящего эффекта Род помедлил, тайно гордясь последней тирадой.
Но видимо, он несколько переусердствовал. Катарина овладела собой, вздернула подбородок, утерла набежавшие слезы.
— Перед моими законами, подданный, все равны!
