Это был массивный шарообразный объект шести футов в диаметре, сделанный из того же материала, что и купол, но эта субстанция была темнее, возможно, для того, чтобы защитить его содержимое от яркого солнца.
Родни вглядывался в полупрозрачную глубину стекловидной капсулы и наконец разглядел свернувшееся тело, покрытое беловатой полужидкой пленкой. Тело было живым; внутренние органы пульсировали под кожей странного существа. У него имелись плавники и множество черных щупальцев. Клювовидный рот открывался и закрывался, придавая ему бессмысленную торжественность, но глаза смотрели проницательно. Щупальца сжимали белый мелок. Это был Студент!
Сознание Родни слегка помутилось, когда он наконец нашел решение загадки. Затем, так как у него не было другого способа написать записку, он начертил пальцем слова на влажной поверхности кокона:
«Ты помог мне – как?»
Щупальца Студента задвигались, когда он начал писать на внутренней поверхности своей защитной камеры: «Я помог тебе. Шесть стражей и седьмой были моими. Они не атаковали тебя. Скрывшись за жидкостью, которая затемняет воду, они прикрепили меня к лодке и подняли нас так высоко, насколько смогли. Я перехитрил свой народ. Они запрещают отношения с верхним миром. Они боятся. И я боялся, но сделал свой выбор. Пока ты готовился к испытанию, у меня появилась идея. Я осуществил ее, обманув свой народ. Я боюсь. Но я рад».
Родни растерялся от всех этих чудес. «Спасибо, друг», – написал он.
Студент снова заработал мелком: «Друг? Нет. Я тебе не друг. Все, что я сделал, я сделал для себя».
«Тогда почему ты здесь? – написал Клиф. – Люди запрут тебя в аквариум, будут наблюдать и изучать тебя!»
«Хорошо, – был ответ. – Я рад. Люди изучают меня. Я изучаю людей. Хорошо. Я за этим и пришел: посмотреть на людей, увидеть звезды, увидеть планеты. Теперь я вижу солнце и небо – это отвратительно, но интересно... очень интересно. Хорошо».
«Хорошо будет, если ты не задохнешься, прежде чем тебя поместят в подходящий аквариум», – начертил Клиф.
«Здесь я в безопасности, – ответил овоид, нервно дернув щупальцами. – Давление нормальное. Слишком много кислорода в жидкости, которая меня окружает. Делай, что должен, человек. Я подожду».
Клиф достаточно освоился с ситуацией, чтобы улыбнуться темному яйцу. Он чувствовал непонятную теплоту, смешанную со страхом. Человек и овоид различны как по виду, так и по образу мышления; возможно, настоящая симпатия между ними невозможна. Но Клиф чувствовал нечто похожее.
В этом мрачном дьяволе глубин жажда познать неизвестное боролась со страхом и победила. Студент отдал себя во власть неизвестности, не имея возможности защититься. Для этого нужна сила воли, храбрость...
Родни о многом подумал, глядя на воду в ожидании спасения. Приближался корабль. Это была «Этрурия».
– Возможно, ребята назовут тебя посланником Дэви Джонса или еще как-нибудь, – добродушно сказал Клиф, обращаясь к овоиду. – Надеюсь, у тебя достаточно чувства юмора, чтобы не обидеться на это, старый носок!
Но Студент не слышал его, он пожирал глазами приближающийся корабль.
Рэндольф Меллорс («Гроза сейфов», как гласил заголовок журнала «Темпис» за три недели до банкротства) был величайшим вором в мире. Единственный недостаток – пренебрежение к мелочам во время работы (что и говорить, при такой профессии это неразумно) очень портил ему жизнь. Но если бы вы спросили пассажиров огромного черного туристического экспресса «Экскалибур», который в разгар общегосударственной кампании внедрения честности мчался по окружному шоссе № 2, достоин ли подражания Рэндольф Меллорс, все трое, включая лысого сухонького старикашку, обменялись бы лукавыми взглядами. Ибо все они всерьез считали: если вам не нравятся типы наподобие Рэндоль-фа Меллорса, то вы просто не понимаете законов свободного рынка.
Однако теперешний Рэндольф Меллорс был всего лишь бездушной оболочкой своего прежнего «я».
Внешне он оставался таким же, только немного постарел. Гладко зачесанные волосы чуть тронула седина, но фигура оставалась такой же стройной, как и прежде. Тот же сурово сжатый рот, большой подбородок, мертвенно-бледный цвет лица. В нем не было добродушия – это не тот товар, который можно приобрести, торгуя за деревянным прилавком придорожного магазинчика зеленью, питьевой содой, арахисом, щетками для детских бутылочек и мозольными пластырями. О, где та переменчивая, как лотерея, слава прошлых лет?
Кому было до него дело? Конечно, не жителям Пайнвиля. Для них Рэндольф Меллорс был всего лишь немного подозрительным (потому что незнакомым) субъектом, который одним весенним утром пришел в город. Чужаком, который постепенно влился в общественную жизнь, если так можно назвать сонную возню вокруг восьми хижин, двух лавок и бензоколонки. Он был скуп на слова и никогда не допускал ошибок, когда подсчитывал выручку в торговом центре Ларри Лампкина.
Ларри Лампкин любил собачьи бега, охоту на опоссумов и шашки. Взяв продавца, он получил возможность свободно проводить время и теперь жил в свое удовольствие. (Что, естественно, не было случайностью. Его давняя мечта нанять кого-нибудь вместо себя наконец осуществилась.)
Кому еще, кроме лентяя Ларри Лампкина, был небезразличен Рэндольф Меллорс? Ну конечно, не Винни Маджроку, для которого Рэндольф сейчас заворачивал отрез муслина и упаковку памперсов. Крошечный полугодовалый младенец Винни лежал, посапывая, в сломанной детской коляске, стоявшей на дощатом тротуаре, и жадно сосал низкокалорийную мятную палочку.
– Это все, миз Маджрок? – вежливо осведомился Рэндольф, вытирая руки о передник. Меллорс обладал незаурядным актерским даром. В Пайнвилле он сумел быстро овладеть местным диалектом, который убедительно доказывал, что, несмотря на повсеместное распространение бюрократии, есть места, куда ей не добраться. (Кстати, пассажиры туристического экспресса «Экскалибур», который сейчас находился в четверти мили от города, направлялись сюда, чтобы как раз это подтвердить.)
Когда миз Маджрок ответила утвердительно, Рэндольф предложил:
– Позвольте донести сверток до вашей машины.
– Что ж, спасибо, мистер Меллорс. – Миз Маджрок одарила его улыбкой.
Рэндольф, конечно, не улыбнулся в ответ. Он не знал почему. Он также терпеть не мог, когда кто-то смотрел ему прямо в глаза. Если же это случалось, ему по непонятной причине хотелось убежать. А еще его часто посещало видение – огромный рекламный щит под дождем, на котором трехфутовыми буквами было написано:
