Аверин удивленно посмотрел на него.
— Мне не пришло в голову, — сказал он, — что этот цилиндр и был как раз аппаратом для взятия пробы. Я говорил вообще. Пожалуй, вы правы, Михаил Михайлович.
— Они видели, что мы рядом, и сделали это. Почему?
— Может быть, сигнал…
— Вот именно, — сказал Куприянов. — Может быть, они хотели подать нам сигнал.
— Если так, — сказал Смирнов, — то у них должно было остаться плохое мнение о нас. Мы стояли разиня рот…
Манаенко засмеялся. Куприянов недовольно посмотрел на него. Привычка этого человека смеяться, когда не следовало, раздражала его. Он ничего не ответил Смирнову и быстрым шагом пошел к лагерю.
Широков встретил их у первой палатки.
— Ну что? — спросил он. — Как?
Куприянов махнул рукой и нахмурился. Широков хорошо знал все оттенки выражения его лица и сразу понял, что профессор чем-то очень не — доволен и что сейчас лучше ни о чем его не спрашивать.
— Обед готов, товарищи! — Широков хозяйским жестом показал на большую палатку, стоявшею поодаль. — Прошу вас!
— Где Штерн? — спросил Куприянов.
— В вашей палатке. Но я посоветовал бы вам пообедать, Михаил Михайлович.
По многолетнему опыту совместной работы с Куприяновым он знал, что, когда профессор бывает в таком состоянии, как сейчас, то самое лучшее делать вид, что не замечаешь этого. Нужно только не затрагивать тех вопросов, которые испортили ему настроение, и тогда это быстро пройдет.
— Прошу вас, — повторил он еще раз.
Куприянов молча повернул к указанной палатке.
По дороге в столовую Широков подробно расспросил Ляо Сена обо всем, что они видели у шара. Китайский ученый спокойно и обстоятельно удовлетворил его любопытство. Он говорил ровным голосом на чистом, даже чересчур чистом, русском языке. (Этот выдающийся лингвист свободно владел восемнадцатью языками.)Но из его рассказа Широков так и не понял, почему начальник экспедиции вернулся в таком дурном настроении.
Между тем профессор вошел в палатку и свободно вздохнул, когда увидел, что, кроме Штерна, там никого не было. Просторная палатка казалась очень уютной. Посередине стоял хороший стол и мягкие стулья. Возле четырех кроватей были тумбочки. Над столом висела электрическая лампа под абажуром… (Подходя к палатке, Куприянов видел, как связисты полка тянули провода.)
Штерн сидел у стола и при входе Куприянова поднял голову от книги.
— Ну что?
Куприянов волнуясь рассказал про все, что они видели, и о своих мыслях на обратном пути. Штерн внимательно слушал.
— Вы хорошо слышали это пощелкивание? — спросил он. — Может быть, это был голос живого существа?
— Нет. На голос этот звук был совсем не похож. Если бы вы были с нами…
— Но я не был с вами, — поспешно перебил Штерн. Так вы думаете, что это был сигнал? А может быть, просто взятие пробы воздуха?
— Кондратий Поликарпович тоже высказал такое предположение. Но почему они сделали это именно при нас? Ведь они наверняка нас видели!
— Да, — сказал Штерн. — Это серьезный довод. Ну что ж, когда они выйдут из корабля, мы это узнаем.
— Так вы не думаете, что они улетят, не выходя к нам? Ведь мы никак не реагировали на их сигнал. Ни одним движением! Стояли и смотрели… как баран на ворота.
— Я думаю одно, — сказал Штерн. — Существа, построившие подобный корабль, в умственном отношении не ниже нас с вами. А если так, то они должны были понять ваше состояние. Они опустились и выйдут. Они вас видели — это несомненно, — и доказали вам это. С их точки зрения появление цилиндра вполне достаточное доказательство.
— Если бы так, — сказал Куприянов. — Почему вы не пошли с нами, Семен Борисович?
— А может быть, это был фотоаппарат? — не отвечая на вопрос, сказал Штерн. — Может быть, они вас просто сфотографировали?
— Это тоже возможно. Мне кажется, что если бы вы были с нами, то поняли бы больше, чем мы.
Куприянов с удивлением увидел, что старый астроном вдруг покраснел.
— Вы трижды спросили меня об одном и том же, — сказал он спокойно. — Думаю, что мне следует объясниться, иначе вы можете подумать, что старик струсил. Видите ли, я был уверен, что они вас увидят. Вы были первые люди, которых они увидели вблизи. Мне казалось, что не следует…Я не хотел показывать им такой образец человеческой расы, как я.
— О господи! — вырвалось у Куприянова. — Что за дикая мысль!
— Каждому следует правильно оценивать себя, — сказал Штерн. — Они должны были увидеть таких людей, каких большинство на Земле. А я… не совсем обычная фигура… Несколько анахроничен.
Куприянов невольно рассмеялся.
— Чудите, Семен Борисович! Они все равно вас увидят.
— Потом не важно, — улыбнулся астроном. — Первое впечатление много значит.
Куприянов замолчал. Объяснение старого академика показалось ему и смешным и трогательным.
— Идите обедать! — сказал Штерн. — И не волнуйтесь! Они выйдут из корабля!
Он сказал это так спокойно, что Куприянов не мог не поверить ему.
Секретарь Курского обкома партии уехал из лагеря поздно вечером. С ним вместе ушли и машины, доставившие палатки и все остальное. Военные автомобили остались в лагере. Их разместили позади линии палаток, и около них ходил часовой; две легковые машины тоже остались. Козловский предоставил их в распоряжение Куприянова.
— Мало ли что может случиться, — сказал он.
Куприянов поблагодарил его, тронутый вниманием и предусмотрительностью, которой окружали их экспедицию. Он еще не представлял себе тот огромный резонанс, который вызвал космический корабль во всем мире.
Сегодняшних газет в лагере еще не видели.
— До свиданья, товарищи! — сказал Козловский, садясь в машину. — Да, чуть не забыл. Комендант! — он подозвал к себе Широкова. — Опросите всех членов экспедиции и узнайте, что кому нужно. Учтите, что, если ученые будут испытывать в чем-нибудь недостаток, вам не избежать партийного взыскания. (Он уже знал, кто из приехавших является членом партии и кто нет.)Обращайтесь прямо ко мне.
— Ну и человек! — сказал Широков, когда машина исчезла в наступающих сумерках. — Что за энергия!
— Хватит на троих обыкновенных людей, — отозвался Лебедев. — Я никак не думал, что мы устроимся здесь с таким комфортом.
— Подумайте только! — с восхищением сказал Лежнев. — В этакой глуши мягкие кровати. Не койки, а настоящие кровати. Пружинные. И одеяла, и постельное белье.
— Самое важное! — насмешливо сказал Смирнов. — Пошлите телеграмму жене, чтобы не волновалась.
