На обратном пути я попросил Катерину помочь мне завтра встретить господина Бата. Катерина просьбе удивилась, и сказала, что это само собой разумеется. А как же иначе? И спросила, где тот собирается жить? А я решил, что будет лучше, если инструктор займёт мой номер в "Авалоне". А то неудобно получится. И сам гость и других гостей сосватал, вроде как цыган с цыганятами.
Морсик по дороге вёл себя культурно, разговоров не разговаривал, а свернулся калачиком у меня на коленях и посапывал потихоньку. Когда к дому подъехали, он сразу проснулся и умчался в кустики. Эх хорошо быть кисою, хорошо соббакою… Да. Катерина ушла к себе, а я в душ залез и остудился слегка. Всё же непривычный климат и ночь слишком тёплая. И вообще меня в жар и пот кидает, когда кирия Катя близко.
Потом из окошка послышался всплеск, подошёл я к нему да и выглянул посмотреть, что это там такое булькает. И встал столбом. Катя купалась в голубой воде небольшого бассейна, подсвеченного изнутри. Топлесс. И небольшие крепкие груди с чёрными сосками задорно торчали чуть в стороны. От цивилизации на ней оставался только чёрный лоскутик стрингов. Вероятно, дань трауру. И ничего на ней более не было. Удивительно светлая кожа, практически без загара. Это же оттого, что она по ночам купается, сообразил я, наконец. И продолжил любоваться. Было чем. Сложена тётя Катя была канонически, в полном соответствии с заветами Ивана Ефремова. Ни намёка на модную субтильность, от которой последние пятнадцать лет я шарахался как правоверный от буженины. И ни одного грамма излишнего веса. В Маки-Дональдсы она точно не забегает. Я любовался, а она всё плавала, и всё ныряла. Плавала и ныряла она замечательно. Легко переныривала десятиметровый бассейн три раза, туда и обратно, и вынырнув, очень мило отфыркивалась. Не заметить меня на фоне освещённого окна было трудно и меня, естественно, очень быстро обнаружили. Катерина без тени смущения помахала рукой:
– Виталос! Идите скорей сюда, вода просто чудесная! Не надо стесняться. Просто идите сюда.
Я человек дисциплинированный и командам подчиняться обучен без рассуждений о пользе или вреде оных. Сказано – бежать, бежим. Сказано – лежать, лежим. Сказано в бассейн – в бассейн! Принарядился я в плавки купальные, и устремился.
Встретились мы у выхода на задний двор. Я открыл дверь, а там кирия Катерина, в чём мать родила, практически. Чуть не зашиб я кирию. Остановила она мой упругий бег, упёршись ладошками мне в грудь, и проскользнула в дверь под лестницей. В подвал, наверное.
А я в бассейн сходу нырнул, дабы одну бестолковую голову в чувство привести. Понырял, угомонился, а тут и Катя вернулась. В одной руке кувшинчик глиняный, оплетённый, немалого объёма. В другой пакет. Поставила она кувшин на столик под тентом, из пакета стаканы узкие, стеклянные вынула и на стол поставила. Звякнули они певуче. Нет ребята, не стекло это. А как бы, и не хрусталь. Достала из пакета поснедать чего-то. Фрукты, сыр и всякое такое. Тоже всё на столе разложила. И меня пригласила вина попить. Жестами и мимикой.
И стали мы с Катюшей вино пить, на краю бассейна сидя и болтая в нём ногами. И разговоры разговаривать. О погоде поговорили. О видах на урожай маслин. Знатный будет урожай! Искупались. Снова вина попили. Поговорили про вино. Катя объясняла, что вряд ли я такое вино, где ещё попробую, и рассказала, что это старинный хиосский "Ариусиос", очень дорогой и на сегодня практически исчезнувший. Сейчас его пытаются восстановить на Хиосе, но производят пока очень мало, а она пользуется родственными связями. Выяснилось кстати, что родилась она на Хиосе, в Салоники приехала учиться на медсестру. Выучилась, работала до замужества в хирургическом отделении, где и подружилась с Зойкой. Искупались мы снова, и снова вино пить принялись. И опять беседу завели. Выяснили, почему парижские кафешки – "Бистро" называются. Очень она удивилась, когда узнала, что русские, если бы хотели Европу к рукам прибрать, ещё в 1814 году её прикрутить могли бы, не особо напрягаясь. И вино попивали. Очень вкусное. И снова купаться полезли. Подал я ей руку, чтобы из бассейна помочь выбраться, а она меня обратно в воду сдёрнула, хулиганка. Я, натура мстительная, попытался в отместку поокунать её с головой.
Ускользала она и тоже меня притопить пыталась. Баловались мы так, да и не заметили, как поцеловались. И увлеклись. Да так увлеклись, что и не заметили, как случайно сделали ЭТО. А когда заметили, то из воды выбрались и снова ЭТО сделали. Уже преднамеренно. Потом опять вина попили и на звёзды смотрели, до чего они яркие и какое их множество. Порассуждали, что в городе такого неба не увидишь, и опять сделали ЭТО. А потом пришёл Монморанси, искупался вместе с нами и обломал весь кайф. И мы решили немного поспать, и в дом пошли. Только совершили тактическую ошибку, когда на лестнице затеяли немного поцеловаться, и вышло так, что снова мы ЭТО сделали. Прямо на ступеньках. Когда отдышались, то стали спорить к кому в спальню идти. И я победил в споре. Грубой физической силой. Взял её на ручки и понёс, как ребёнка в свои апартаменты. В койку. Вот. А там мы ещё несколько раз делали ЭТО. Пока не уснули наконец, на рассвете.
А если вдруг кого любознательность одолевает без меры, бывает ведь, когда любознательность просто житья человеку не даёт, то таким особо любознательным могу порекомендовать к просмотру очень познавательный польский фильм. Очень детальный и поучительный. Называется он "102 интимные позы". Там красочно и подробно показано и рассказано всё, что мы делали. И гораздо больше в фильме показано того, чего мы не делали вовсе. Или делали не совсем так. Уверен, что просмотр этого шедевра киноиндустрии полностью удовлетворит любознательность даже самых-самых любознательных. С уважением… и т. д.
Проснулся я от песен будильника выспавшимся и свежим. И спал-то всего ничего, а выспался на удивление хорошо. Катерина спала, прижавшись ко мне спиной, зарывшись головой мне под мышку и обнимая мою руку. В ногах тихо похрапывал Морс, валявшийся на спине и разбросавший конечности в разные стороны. Это он наш сон хранил, таким образом. Стоя на страже нашего покоя. Идиллия, ей Богу! Прихлопнул я крышку мобильнику, и потихоньку, стараясь никого не потревожить, выбрался на волю. Побрился-помылся, пребывая в некоем обалдении от произошедших со мной нежданных приключений. И поскольку спинной мозг сыто порыгивал и пытался удовлетворённо чесать задницу, то головной одновременно озадаченно чесал репу, внутри которой и пребывал в совершенном офигении.
Но нашёлся ещё один недовольный орган, который толкнул меня на поиски "чегобызажевать". Поиски были недолги, в правом крыле на первом этаже обнаружилась прекрасно оснащённая кухня, а в ней – старательно и изобретательно набитый холодильник. Мама мне говорила, пока жива была, что скромность украшает человека, и я ей всегда верил. Поэтому старику Лукуллу может быть то, что я изладил на сковородке из пятка яиц и англицкого бекона, и показалось бы профанацией высокого искусства кулинарии, но в сочетании с хорошей порцией кофия, мне показалось вполне своевременным и достойным паллиативом его неумеренным излишествам.
