Найл открыл глаза. За прозрачным куполом Башни, далеко-далеко, над тонкой нитью горизонта появились первые, розоватые лучи утреннего солнца. Наставал новый счастливый день. Посланник Богини чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. А главное — теперь он знал, что скажет Смертоносцу-Повелителю.
* * *
На улице было свежо. Найл поежился, покрываясь гусиной кожей, закрыл глаза, медленно, словно выпивая чашу колодезной воды, втянул в себя влажный утренний воздух, и без малейшего усилия ощутил размеренные вибрации города. Вибрации совершенно здорового организма. Оставалось только сохранить этот покой. И Посланник Богини неторопливо направился в сторону дворца Смертоносца-Повелителя.
На этот раз почетного караула охранниц не было. Правителя города встречал только Дравиг, который демонстративно не стал приветствовать Посланника Богини. Паук просто отодвинулся в сторону, освобождая проход, и с предельной корректностью коснулся сознания гостя, «подсвечивая» дорогу.
Под куполом главного зала царила суровая тишина. Наверное, такое возможно только при общении с пауками: не колыхнулось еще ни единой мысли, не прозвучало ни единого слова, а уже совершенно ясно продемонстрирована вежливая враждебность к будущему собеседнику.
Смертоносец-Повелитель не испытывал ненависти, но не имел права простить нарушения Договора, не имел права простить смерти своих собратьев.
Однако истина превыше всего — и он готов выслушать представителя преступников, принять во внимание все обстоятельства и вынести справедливый — только справедливый — приговор.
Все это можно было понять сразу, и понять всего лишь из тишины.
Никогда человеческая речь не достигнет такой громадной информационной емкости — с грустью понял Найл и выбросил во мрак ожидания яркую картину солнечного дня.
Он тщательно и подробно показывал, как под ласковыми лучами распускаются и наливаются соком бутоны цветов, листва, как, наполняясь щедрой небесной энергией, обращается в жизнь и плоть мертвая земля, а потом, вместе с плотью растений, эта жизнь и энергия, это солнечное тепло переходят в тела гусениц, тлей, дроф. А потом передаются дальше — муравьям, тарантулам, жукам-скакунам. А потом — осам, сороконожкам, фалангам. И так продолжается до бесконечности, и даже над случайно погибшим насекомым скоро появляются мухи, жуки-падалыцики, которые вбирают овеществленную энергию в себя, чтобы потом передать ее дальше, по бесконечной цепи жизни.
Найл рисовал картину жизни долго и терпеливо, стремясь донести до Смертоносца-Повелителя все подробности постоянного потока смертей и рождений, а затем уверенно заявил:
— Нарушения Договора не было! Просто вам совершенно случайно удалось увидеть, как жизнь и энергия, полученная пауками от одних людей, перешла к другим. Так было всегда, чему подтверждением отсутствие кладбища умерших естественной смертью пауков. Я утверждаю, что у убийцы не было естественного сознания, как у других жителей города, что у него было неизвестное людям оружие и обувь из панциря паука. Это значит, что до заключения Договора, при заключении Договора и после заключения Договора он жил, получая энергию из плоти пауков, и что он является естественным продолжением цепи жизни. Жители города не могут отвечать за его существование и поведение. О людях — продолжении цепи жизни — в Договоре речи не шло, а значит, их обнаружение нарушением не является.
Произнеся, а точнее продумав эту речь, правитель города с облегчением перевел дух и раскрыл сознание, готовясь услышать ответ. Но тут произошло то, чего он никак не ожидал: Смертоносец-Повелитель растерялся.
Его единое сознание рассыпалось, второй раз в жизни Найла обнажив истинную суть Смертоносца-Повелителя — десяток самок лихорадочно обменивались мыслями, пытаясь быстро найти правильное и достойное решение. Мысли их были по-паучьему емкими, и за считанные мгновения Найл успел понять: пауков вполне устраивала спокойная обстановка в городе после воцарения Посланника Богини, они не хотели вражды. Но опыт поколений требовал проведения акции устрашения в ответ на смерть каждого паука-смертоносца. Самки были готовы к попытке правителя города уйти от ответственности и собирались сурово требовать выполнения обычая и казни трехсот человек, но одновременно готовы были поощрить любую попытку свалить вину на рабов и покарать случайно выбранных заложников из этой безмозглой массы. Получилось бы достаточно пугающе, но ответной ненависти среди обычных людей не вызвало. Больше того, Смертоносец-Повелитель собирался сам подтолкнуть Посланника Богини к подобному ходу, не догадайся тот сам.
Но услышать такое… Кто-то из самок верил, а кто-то нет. Некоторые возмущались столь наглым отношением к паукам, — как к обычной еде, и жаждали казни всех и вся, а некоторые считали услышанное хорошим поводом замять дело и восстановить пошатнувшееся спокойствие. Проскакивали мысли о том, что тел мертвых пауков действительно никто не видел, что давно уже кто-то не видел того или иного знакомого, что старых пауков раз-два и обчелся и что этого просто быть не может. Оживленные переговоры продолжались до тех пор, пока наконец до самок не дошло, что здесь, в зале, стоит Посланник Богини и наверняка прекрасно слышит их перебранку. Разговор враз обрезало, и Найл вновь услышал суровый, полный скрытой силы голос Смертоносца-Повелителя:
— Я понял тебя, Посланник Богини. Я должен подумать и сообщу свое решение позднее.
Дравиг проводил правителя до крыльца и только там, когда гость уже спускался по ступенькам, решился нарушить отчужденное молчание:
— Ответь, Посланник Богини, неужели все, что ты рассказал, правда? Неужели существуют люди-убийцы, которые охотятся на пауков?
— Почему ты спрашиваешь, Дравиг? — остановился Найл.
— Пауки никогда не лгут, — с гордостью произнес смертоносец, — а люди обладают такой способностью.
— Мне очень жаль. — Правитель с грустной улыбкой подавил в себе горечь от упрека. — Мне очень жаль, но все это правда.
— Может, это всего лишь один выродок?
Найл осторожно прощупал сознание Дравига и обнаружил там удивление. Паук не испытывал ненависти, он просто изумлялся тому, что мог найтись человек, совершивший такой плохой поступок. Появилось сильное желание подтвердить намек. Найл понял, что ему поверят и зародившаяся настороженность в отношениях людей и пауков сразу исчезнет. Может, мир в городе стоит маленькой лжи? Искушение казалось довольно велико.
— Мне очень жаль, Дравиг, но… Но их много.
В сознании паука произошло небольшое изменение. Найл ощутил его готовность вступить в схватку, сражаться и убивать. И одновременно то, что компенсировало эту напряженность: у смертоносца появилось доверие к правителю. Ведь Найл сказал правду даже тогда, когда это невыгодно. Значит, ему можно верить.
