— Как же они попались?
— Хищник должен быть сильным и здоровым. А Шабр подбирал для эксперимента именно таких. Вот трое убийц и оказались среди избранных. Сперва они затаились, а когда поняли, что попали в клетку — устроили побег.
— Но если это правда, то мы не можем отвечать за смерть пауков!
— Если Смертоносец-Повелитель мне поверил, то да.
— Понятно. — Симеон несколько раз просеменил вокруг стола, внимательно глядя в пол, и резко остановился. — Послушай, Найл. Ведь Договор заключен между тобой, Смертоносцем-Повелителем и Хозяином жуков-бомбардиров?
— Да.
— Значит, нужно все рассказать Хозяину. Если он не сочтет Договор нарушенным, пауки не рискнут устраивать казни.
— Думаешь, их это остановит?
— Жнецы по-прежнему хранятся у жуков-бомбардиров. Смертоносцу-Повелителю придется учитывать их мнение. В любом случае стоит подстраховаться.
Симеон, забыв попрощаться, решительно вышел из комнаты. Найл тем временем доел виноград, покрутил в руках вазу и громко позвал:
— Джарита!
Через несколько минут за дверью послышался топот, и раскрасневшаяся от бега девушка влетела в комнату:
— Я здесь, мой господин!
— Мы будем сегодня обедать или нет?
— Простите, мой господин, вас ожидает принцесса Мерлью.
— Тогда пригласи ее пообедать вместе со мной.
— Слушаюсь, мой господин.
Принцесса была одета в длинное, нежно-голубое, почти прозрачное платье, медно-золотистые волосы зачесаны на правую сторону, открывая левое розоватое ушко, в котором висела изящная сережка с ярко-красным камнем. На этот раз ее сопровождал высокий широкоплечий молодой человек с густыми рыжими кудрями. Найл живо представил себе, насколько щуплым и угловатым он кажется по сравнению с этим атлетом, и сердце кольнула игла ревности.
Давным-давно, со времени первой встречи в подземном городе посреди пустыни, принцесса Мерлью, ее красота, ее голос вызывали в нем почти гипнотическое влечение. Сколько раз уже он был готов заключить ее в объятия, соединить свою судьбу с ее… И каждый раз в последний момент волей случая узнавал, что является для девушки или игрушкой, или средством достижения власти. Но принцесса была умна и целеустремленна. Ее красота и обаяние неизменно преодолевали обиды и презрение, и Найл опять балансировал на грани между вежливостью и страстью.
Если до того, как Найл стал Посланником Богини, она пыталась его приворожить по указанию Смертоносца-Повелителя, то теперь явно старалась для себя. Полгода назад дело дошло до того, что городской Совет на своем заседании пытался принять постановление-просьбу о необходимости женитьбы правителя. В тот раз тонкую и изящную интригу принцессы разрушила гибель Скорбо.
Но прекрасная Мерлью продолжала осаду. Сама она утверждала, что не стремится стать женой правителя. Она хочет стать помощницей. Принцесса была безусловно умна и достойна высокого звания. Однако если Найл использовал власть, чтобы научить людей свободе, то принцессе Мерлью хотелось звания правительницы, чтобы получить власть над людьми.
Найл понимал это разумом, но дыхание его все равно перехватывало, когда она якобы случайно касалась высокой грудью его плеча или роняла прядь душистых волос ему на лицо. Принцесса Мерлью продолжала толково и бескорыстно помогать правителю во всех начинаниях, никак не выказывая нетерпения, словно паук-теневик, раскинувший сеть перед гнездом фруктовой мухи. Никогда принцесса не упускала возможности оказаться с Найлом наедине. И каждый раз молодой человек стискивал челюсти, чтобы из губ не вырвалось жгучее «Да!».
Войдя в столовую, принцесса Мерлью неторопливо прошла к окну и повернулась к Найлу. Солнечные лучи прошили тонкую ткань насквозь. Показалось, девушка стоит совершенно обнаженная, лишь окружена легким голубоватым облаком. Она склонила голову, приветствуя правителя, непринужденным жестом указала на спутника:
— Разреши представить тебе моего помощника, Посланник Богини. Его имя — Манро.
— Рад познакомиться. Прошу к столу.
Манро метнулся вперед и отодвинул стул. Принцесса поблагодарила резким кивком, и серьга заиграла алыми искрами.
— Ты знаешь, Найл, — перешла она на менее официальный тон, — мне пришлось приостановить указ о чеканке денег.
— Как это? — поразился правитель города. Изобретение медных монет он считал своим наилучшим нововведением. — Ведь они прекрасно прижились.
— Да, — кивнула принцесса, благосклонно наблюдая, как Манро накладывает ей в тарелку рагу из кролика. — Поначалу они вызвали настоящий ажиотаж. Но ведь ты приказал оплачивать ими все общественные работы.
— А как же иначе? — буркнул Найл набитым ртом.
— К сожалению, монеты чеканили намного быстрее, чем слуги жуков изготовляли свои фонарики, игрушки и часики. На руках у рабов и слуг оказалось слишком много денег. Мастеровые довольно быстро поняли свою выгоду и взвинтили цены.
— Постой. — Найл предостерегающе поднял руку, дожевывая кусок крольчатины, проглотил и продолжил: — В старых книгах написано, что за общественные работы всегда платили.
— Да, но там же написано, что с жителей собирали налоги. Общественные работы оплачивались не из новоизготовленных денег, а из тех, которые платили в виде налогов.
Найл захотел было предложить ввести налоги, но рот его опять оказался занят. Только тут он обратил внимание на то, как красиво ест принцесса Мерлью. Своими точеными пальцами с длинными розовыми ногтями она держала вилку и нож. Прижав мясо вилкой, отрезала маленький кусочек и отправляла в рот. Она вполне успевала разжевать эту порцию и проглотить в промежутке между фразами, отчего речь казалась размеренной и спокойной. Найл представил себя со стороны, и ему сделалось стыдно.
— Далее, — продолжала принцесса. — Из-за скачков цен крестьяне отказались брать монеты и стали менять продукты прямо на вещи, мастеровые тоже начали отказываться от денег, и вся наша система полетела в тартарары. Даже рабы попытались отказаться работать, но пауки быстро привели их в чувство.
— Опять пауки! — проворчал Найл. — Вот уже почти год, как мы получили свободу, а наша жизнь по-прежнему зависит от пауков.
— Не надо так нервничать. — Мерлью накрыла его ладонь своею. — Все будет в порядке. Теперь, когда новых монет больше не будет, они снова поднимутся в цене. Из них многие женщины делают себе монисто, серьги. Монеты не портятся, не изнашиваются, их удобно хранить. Очень скоро их будут брать куда охотнее, чем щипцы или морковь.
Она отняла свою ладонь, но, сделав глоток вина, вернула обратно. Найл не шелохнулся, завороженный ее нежным прикосновением, мелодичной речью, ее красотой.
