— Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал.
Он увидел, что она опять смотрит на него и ждет. Казалось, это было приглашение. Последовало еще одно долгое объятие, она ответила ему так горячо, как только он мог желать.
Но когда он отступил назад, он споткнулся, и комната завертелась у него перед глазами. Стивенс обрел равновесие, ухватившись рукой за бар, и сказал:
— Я под мухой.
— Правильнее было бы сказать — под допингом.
Он уже стоял посреди комнаты, качаясь, глядя на нее сквозь какой-то туман, который все сгущался.
— Я накачала тебя наркотиком, — сказала Мистра.
Стивенс сделал неловкий шаг вперед — и вдруг увидел что на него надвигается пол. Удар! Падение отрезвило его.
— Но почему? Какого…
Это было не последнее, что он помнил. Но это было последнее, что он помнил относительно ясно.
Стивенс проснулся оттого, что в глаза ему светило солнце. Какое-то время он лежал, тупо уставившись в потолок незнакомой комнаты, а потом вдруг понял, где находится. Он вылез из кровати, и неожиданно его охватили сомнения. Он начал вспоминать, что произошло. Но постепенно расслабился. Он был жив. Его напичкали наркотиками, но независимо от того, зачем это сделали, это было не опасно.
Его одежда лежала на стуле. Он торопливо оделся и выглянул из спальни и тут же вспомнил, что в нескольких метрах от нее по коридору была другая спальня. Он на цыпочках подошел к ней, обнаружил, что дверь открыта, и заглянул внутрь.
Он постоял несколько минут, глядя на спящую Мистру.
Ее спокойное лицо было удивительно молодым. При других обстоятельствах он бы, возможно, подумал, что она моложе, чем он думал, по крайней мере лет на пять-шесть. Он бы дал ей скорее года двадцать четыре, а не тридцать лет.
Он припомнил, что она металась ночью, и он это ясно слышал. Он не мог вспомнить, был ли он с ней в одной комнате или в комнате рядом. Но несколько раз она кричала и много раз говорила о Большом доме.
Она почти все говорила невнятно. Но кое-что он помнил очень хорошо.
Должно быть, это обожгло его разум так же, как октли обжег его горло. Его потрясло то, что он вспомнил, и он уже был готов уйти, чтобы она его не увидела, как вдруг понял, что она наблюдает за ним.
Наблюдает за ним. Стивенс автоматически отступил назад, у нее были какие-то другие глаза — запавшие, горящие. Он вспомнил тот же странный мерцающий свет в ее глазах как раз перед тем, как он захотел спать так, что Уже ничего не помнил. Это был такой же свет.
И неожиданно он понял, что ей было не двадцать пять и не тридцать. Он вспомнил, что она обронила фразу о бессмертии. «Дом, который стар», — произнесла она в темноте ночи, напряженная от возбуждения, как будто скрытые пласты ее жизни обнажились с нарастающей силой, а вместе с ними какое-то мертвое видение. «Дом, который стар, стар».
Вот так, стоя там, Стивенс окончательно вне всяких сомнений понял, в чем заключается секрет Большого дома.
И он почувствовал холодок, будто повеяло дыханием смерти, и понял, что она знает, что он знает это. Ее рот был приоткрыт. Она приподнялась на кровати будто навстречу ему. Покрывало, казалось, растаяло на ее теле. Глаза ее в свете солнца, залившего через окно всю комнату, были словно два горящих кратера, лицо с застывшим выражением, казалось, было высечено из камня, а тело стало просто некрасивым, настолько оно было напряжено.
И вдруг, в одно мгновение, напряжение спало. Тело ее расслабилось. Она снова легла и, улыбаясь, сказала лениво:
— В чем дело? Собираешься ускользнуть?
Пауза закончилась. Стивенс, казалось, возвращается из мира фантастики в реальный мир. Он чувствовал себя смущенным. Эта молодая женщина была слишком натуралистична для него.
— Нет, — сказал он. — Я собираюсь побриться.
Ему нужно было ускользнуть от нее. Бриться — это было что-то земное, реальное.
— Ты найдешь все, что нужно для бритья, в ванной внизу, — сказала Мистра.
Бреясь, он неожиданно вспомнил: «Сегодня же Рождество».
Но он быстро потерял к этому интерес. Мысли его скользнули назад, к Мистре. Из спальни не доносилось ни звука. Вся квартира будто вымерла, и слышно было только его дыхание. В этой тишине его мысль наконец заработала.
Он подумал о том, может ли такая идея, если уж она пришла в голову, появиться опять. Он закончил одеваться и пошел в библиотеку.
«Что мне сейчас нужно, — подумал он, — так это быстро прочесть эти книги».
«Истории Большого дома» не было на прежнем месте. Он просмотрел все полки, но так и не нашел ее. Не было и «Истории Альмиранта» и «Танекилы Смелого».
Изумленный, Стивенс сделал шаг назад. Казалось невероятным, что она спрятала все книги. Он все еще стоял в библиотеке, когда услышал, что шумит душ.
Мистра встала.
Стивенс прошел в гостиную через коридор, в который выходила спальня. Через восточные и южные окна струился солнечный свет, и он подумал, что ночным теням не устоять перед этим сиянием. Он вдруг почувствовал себя одураченным. Все эти фантазии с бессмертием сами собой испарились. И все же кое-что ему хотелось выяснить.
Дверь в спальню была открыта. Стивенс постучался — достаточно громко, чтобы успокоить свою совесть, но не настолько громко, чтобы этот стук можно было расслышать за шумом душа. Он увидел, что дверь в ванную приоткрыта. Легкая дымка пара лениво выползала оттуда.
Шум воды прекратился. Послышалось шлепанье босых ног. Потом тишина. А затем мурлыча что-то, из ванной появилась Мистра, завернувшись в огромный халат. Она посмотрела на него задумчивыми глазами, но ничего не сказала. Потом села перед массивным туалетным столиком и качала причесываться.
Стивенс ждал. У него вновь возникло неприятное чувство, которое он испытывал раньше в ее присутствии, сейчас оно было не таким сильным, исчезла неопределенность, оно стало более личным.
Он подумал, что она красивая женщина, если думать о красоте, как таковой — о приятной внешности, зрелости, уверенности в себе. Лицо ее, обрамленное светлыми волосами, с яркими зелеными глазами и красивыми чертами выглядело молодым и умным. Легкий загар и чистые линии лица придавали ей вид европейской женщины. Возможно, ее предки по женской линии останавливали выбор на мужчинах строго определенной расы. В жилах этой женщины текла кровь искателя приключений, как и у ее предков.
Он вдруг понял, что его размышления отвлекли его от главной цели, с которой он и подошел к дверям спальни. Он напрягся и сказал:
— Мне кажется, что ночью тебя интересовал вопрос, где добывали мрамор, из которого построен Большой дом? Кто-нибудь знает это?
