Целые сутки сидеть и не иметь возможности выйти! Да я за эти сутки пять раз продырявлю тубу и накачаю туда пять лошадиных доз!
Самое смешное, что я так и делаю. Кто знает, что взбредет в голову Джону относительно еды - он всеяден и предпочтения ничему не отдает. Да и как можно выбрать что-то среди консервированной и запаянной в тюбики еды? Единственное, что американцы любят - это гамбургеры и хот-доги, а этого в тюбиках нет. Я накалываю суп, котлеты, картофельное пюре, копченую грудинку. Это происходит тогда, когда Джон спит, а я стою на вахте. Самому бы не наесться ненароком! А то будем драться за горшок, вместо того, чтобы стать марсианскими первопроходцами.
Перед первым уколом я надолго задумываюсь. Никогда еще не делал подлостей. Может быть и не стоит начинать? Брось, это не подлость, а военная хитрость! Никто ведь не называет полководцев, например, подлецами, хотя они сплошь и рядом подличали. Ну что может быть подлее Троянского коня? А разве этично сохранять в резерве свежие силы, в то время как противник с открытым забралом прет на вы? Хорошо ли было заманивать тяжелых тевтонских рыцарей на тонкий лед Чудского озера? Военная хитрость. Вот и весь сказ.
Успокоив таким образом свою совесть, я сделал черное дело и стал ждать. Джон проснулся, умылся, почистил зубы, напевая какую-то ковбойскую песенку времен покорения Техаса, и уселся завтракать.
В каждую тубу я вкатил по капле, чтобы Джон ничего не заподозрил. У него открылся волчий аппетит. Ох, не к добру ему так захотелось кушать! Он смел все, что я для него приготовил. Слабительное действует в течение часа, а через два часа ему выходить наружу.
В общем, случилось все, как я задумал. Джона скрутило, я сообщил Энтони, тот проинформировал Землю, оттуда пришел приказ Джона лечить, а на поверхность выходить мне. Перед тем, как открыть люк, я оглянулся. Джон сидел на горшке и мучился, глядя на меня глазами ягненка, ведомого на заклание. По-моему, он что-то подозревал, но ничего не говорил.
И вот я спускаюсь по лесенке. Весь мир следит за мной. Я спускаюсь нарочито медленно, понимая, что сигнал до Земли идет более трех минут. Я помню, как вел себя Армстронг, сходя на лунную поверхность. Он сделал отпечаток ноги и быстро вернулся в модуль. Я же решил действовать совершенно противоположным образом. Я встал одной ногой на песок, показал камере большой палец и поставил вторую ногу. Потоптался, счастливо глядя из-за стекла шлема, помахал руками, послал несколько воздушных поцелуев. За спиной у меня были приторочены два небольших шеста с российским и американским флагами, я отвязал их и по очереди воткнул в песок. Излишне говорить, что первым я воткнул российский флаг!
Теперь можно и оглядеться. До тех пор, пока не придет раздраженный окрик с Земли, что мне пора возвращаться в кабину, у меня было три с половиной минуты. Ничего интересного. Ни травинки, ни кустика. Песок и камни. Я вздохнул, набрал песку в ладонь и высыпал его, поглядывая в камеру. Все. Первый человек на Марсе - я. И уже никто и ничто не в силах этого изменить. И я полез вверх по лесенке в кабину.
Джону стало немного получше, он принял слоновью дозу закрепляющего и теперь запор на трое суток ему обеспечен.
- Ну как там? - спрашивает он.
Вид у него - не приведи Господь. И не столько от слабости кишечника, сколько от сознания того, что он продристал свое первенство. Все равно это станет известно, слишком много людей посвящены в эту тайну, мы ведь были вынуждены доложить на Землю все как есть. Каково ему будет после возвращения? Вот какой ценой я купил себе победу!
- Пустыня, - отвечаю я. - Никакой жизни не видно. Правда, дальше пятидесяти метров не заглянешь. Ну, как ты теперь думаешь - есть жизнь на Марсе?
Он пожимает плечами. От его недавнего энтузиазма не осталось и следа. Через два часа мы получаем разрешение покинуть модуль вместе. Первым спускается Джон, я великодушно предоставил ему это право. Мы берем пробы грунта, собираем небольшие камешки. Поднимаемся на скалы, чтобы заглянуть подальше. Сколько хватает глаз - пустыня. И тут я замечаю на краю зрения, справа, какое-то движение. Что-то мелькнуло над камнем и скрылось. Что это было? Птица?
- Ты видел? - спрашиваю Джона.
- Что?
- Да нет, ничего, - медленно отвечаю я. - Показалось, наверное.
Солнце начинает склоняться. Оно маленькое, желтое и ослепительно злое. Мы продолжаем собирать образцы - нам разрешено взять с собой более пятидесяти килограммов. Я опять замечаю движение - что-то мелькает, на этот раз слева, я резко поворачиваюсь, но уже ничего нет. Это было что-то серое, я уверен. Джон по-прежнему ничего не замечает, он увлечен работой и своими невеселыми мыслями.
Что мне, мерещится? Я бросаю работу, оглядываю окрестности. Никого и ничего. Джон тем временем перемещается к высокой скале, на вершине которой лежит камень размером со стиральную машину. Не ходил бы он туда, - думаю я, поглядывая на камень. А то еще свалится. Как бы в подтверждение моей тревоги налетает порыв ветра, бросает мне в стекло горсть песка. Я защищаюсь рукой, машинально, ведь я под герметически закрытым шлемом. И опять вижу, как что-то мелькнуло, на этот раз у того самого камня. И камень начинает падать!
- Джон! - заорал я и бросился к нему.
До него было метров пятнадцать, я бежал что есть силы, и, как мне казалось, успевал. Джон оглянулся на меня и начал привставать. Камни посыпались у него из рук. Он не понимал, почему я кричу и несусь со всех ног к нему. Когда до него начало доходить, он взглянул наверх, но было уже поздно. Он не успел бы отскочить! Я налетел на него, стараясь оттолкнуть от опасного места. Джон оказался слишком тяжелым для меня - он отлетел в сторону, но я остался на месте, размахивая руками. И тут камень накрыл меня. Резкая жуткая боль и... темнота...
Я вышел из комнаты, посмотрел по сторонам, ничего и никого не замечая.
- Юрий Леонидович, - послышался голос Жени. - Что с вами?
- Ах, это вы, - я тяжело опустился на стул, посмотрел на нее, вспомнил, как управлял ее телом и слегка улыбнулся. - Понимаете ли, только что на меня свалился камень и раздавил в лепешку. Все тело болит.
- Мда, сочувствую.
- Спасибо. Я еще ни разу не погибал.
- И что там, после смерти? Говорят, тоннель какой-то?
- Не знаю, - я пожал плечами. - Мне не дали досмотреть. Пренеприятнейшие ощущения, доложу я вам.
- Еще бы.
- Знаете что? - я наклонился к ней, любуясь ее ногами. - А давайте поужинаем вместе. Вы ведь, как я понимаю, сейчас закрываетесь? Ну вот и отлично. Так поедете со мной?
Я, почему-то был уверен, что она откажется. Однако она благодарно улыбнулась и согласилась. Ах, да, тогда, на третьем сеансе это ведь была вовсе не она. Это был я! Чертовщина какая!
