– Жюли, – сказал я, – я сейчас укушу тебя.
– Рр-р, – игриво прорычала она в ответ.
– Гав, – подтвердил я.
– Я тоже, я тоже! – с криком ворвалась в комнату Крохотуля. Однако ей очень скоро потребовалось снова бежать в огород, где она копала ямку, в которой собиралась похоронить своего дядю Плуто. К заходу солнца у нее были ямки для Кли, Святого Бернара и всей семьи Скунсов.
Жюли, моя дорогая. Дорогая моя Жюли.
Мы втроем провели ночь в доме среди скрипов и стонов старого дерева и зловещего топота внутри стен. Крохотуля спала в небольшой колыбели, которая когда-то, видимо, служила постелью Роксане. Поднявшись с восходом солнца, трясущиеся от утреннего холода, мы сразу же отправились под яблоню ждать. Мы долго не могли согреться и были голодны. Тучи враждебно настроенных жужжащих насекомых поднялись из мокрой травы, чтобы пересесть на нашу чувствительную кожу и насытиться нашей кровью. Я убил трех или четырех из них, но эти бессмысленные твари продолжали атаковать нас, не заботясь о своей безопасности. Даже в самые черные времена Шредера нам, любимцам, не приходилось подвергаться таким невыносимым неудобствам. Мне стала понятна практическая ценность одежды, и я с тоской думал о своем золотом костюме на вчерашнем пиру.
Солнце поднялось почти к зениту, когда Жюли наконец повернулась ко мне и спросила:
– Как ты полагаешь, что-то случилось, а, Каддлис?
Теперь было бесполезно притворяться, что ничего плохого не произошло, но я смог ответить ей только тревожным взглядом. Возможно, нас наказали за желание погулять на свободе. Может быть, как ни парадоксальна эта мысль, наш Господин забыл о нас. А может быть…
Но как мы могли хотя бы помыслить о том, чтобы анализировать поведение Господина? Особенно такой безответственный, непостижимый и бессмысленный поступок, как взять да и оставить троих породистых любимцев – один из которых крохотный щенок – без защиты в чуждом им мире Дингов!
Когда голод стал невыносимым, мы жадно набросились на яблоки, вишни и кислые сливы, нимало не беспокоясь, есть ли в них червоточины. Всю вторую половину дня до глубокого вечера мы ждали возвращения нашего Господина, но в конце концов холод и темнота загнали нас в дом.
Следующее утро тоже прошло в бесполезном ожидании, хотя на этот раз мы предусмотрительно облачились в штаны и куртки из грубой синей ткани и резиновые сапоги. Почти все остальное настолько истлело, что ремонту уже не подлежало. Наш Господин не вернулся.
– Жюли, – сказал я наконец, предварительно отослав Крохотулю собирать чернику, чтобы она как можно дольше не знала о переменах в своей жизни, – мы предоставлены самим себе. Наш Господин бросил нас.
Она негромко зарыдала, но слезы катились по ее щекам непрерывным потоком, и мои поцелуи не успевали осушать его.
И все же я должен признать, что Жюли отнеслась к нашему новому состоянию спокойнее, чем я. Она была рада принять вызов этого архаического, почти такого же, как у Дингов, существования. Ей, несомненно, помогала ее тяга к притворству. Каждый день, пока я ходил на высокий холм неподалеку от фермы взывать – безнадежно и безрезультатно – к нашему Господину, Жюли разыгрывала из себя хозяйку дома. Она драила полы, выметала пыль, мыла и проветривала заплесневелую мебель и прогнившие матрацы, с интересом экспериментировала с овощами, которые росли среди сорняков на заброшенном огороде. (Морковь, даже если она сварена в ржавой воде с небольшим количеством земли в качестве приправы, очень хороша на вкус.) Через неделю мои походы на холм стали менее частыми. Я убедился, что наш Господин не вернется никогда. Мысль о таком бессердечии и безразличии – после стольких лет на Лебедином озере – просто не укладывалась в голове.
Помогая Жюли на ферме, я получил определенное представление о до-господском образе жизни на Земле. Я нашел и починил одно механическое устройство, оказавшееся очень полезным. Шершавое каменное колесо около метра в диаметре и почти десяти сантиметров толщиной приводилось в движение ножной педалью. Если держать кусок металла прижатым к вращающемуся колесу, эта машина выбрасывала сноп искр, которые, а свою очередь, могли воспламенять деревянные стружки. Произведенный таким образом огонь можно было сохранять в разных приспособлениях в доме. Огонь оказался безмерно полезным, но, поскольку, как я полагаю, мои читатели с ним знакомы, не стану продолжать это отступление. Лишь упомяну мимоходом, что в ночь моего открытия Жюли, сидевшая подле меня перед охваченными ревущим пламенем поленьями, взирала на меня с настоящим восхищением! И я отвечал ей таким же взглядом, потому что в свете пламени она выглядела очень красивой, красивее, чем когда-либо прежде. Свет колеблющегося огня сглаживал контуры ее лица настолько, что я видел только расслабленную, безвольную улыбку и сияние глаз, которые не заимствовали свой блеск у пламени, – это сияние, казалось, исходило из самого ее существа.
– Прометей, – прошептала она.
– Моя Пандора, – ответил я, и отрывок древнего стихотворения, показавшийся мне одновременно подходящим к ситуации и ужасным, выстрелом прозвучал в мозгу. Низким голосом я продекламировал его Жюли:
Напрасен твой учтивый взгляд;
с тех пор как, на мою беду,
в плен Юлианой разум взят,
я к дому путь едва ль найду.
Жюли театрально затрепетала.
– Каддлис, – сказала она, – мы должны найти дорогу домой.
– Не называй меня Каддлисом, – сказал я несвойственным мне грубым тоном. – Если тебе не нравится Белый Клык, остановимся на Прометее.
День следовал за днем без намека на возвращение нашего Господина. Чем дольше мы оставались на ферме, тем неизбежнее становилась наша встреча с Дингами. Во время своих походов на холм я иногда замечал клубы пыли на проселочных дорогах. Я старался не выходить на открытое место, но прекрасно понимал, что только по счастливой случайности мы все еще оставались на свободе. Я даже подумать боялся, что может произойти с нами, попадись мы в лапы Дингам. Достаточно было взглянуть на обезображенный памятник моему отцу (посещая холм, я дважды проходил мимо него), чтобы вспомнить его ужасную судьбу, и это не вселяло уверенности в завтрашнем дне.
Поэтому я решил, что мы с Жюли должны найти пешую дорогу к питомнику Шредер, где нам, конечно, не быть такими же счастливыми, как на астероидах, но там мы окажемся по крайней мере в безопасности. Однако у меня не было ни малейшего представления, как туда попасть. Много лет назад, когда мы с Роксаной ездили на ферму Скунсов, водитель-робот выбирал окольный путь вроде бы в юго-западном направлении, но я не удосужился изучить его. В любом случае топать по дорогам было бы глупо.
