Однажды они поехали кататься верхом на лошадях, чьи отдаленные предки спасались бегством от своих гигантских потомков. Эверард захватил с собой ружье в надежде подстрелить кабана, следы которого недавно видел. Оба были одеты в светло-серую шелковистую форму Академии, в ней было прохладно даже под палящим желтым солнцем.
— Странно, что нам разрешена охота, — заметил американец. — Допустим, я подстрелю саблезубого тигра в Азии, которому на роду было написано съесть одного из наших насекомоядных предков. Разве это не изменит будущего?
— Нет, — сказал Уиткомб, уже успевший более глубоко изучить теорию путешествий во времени. — Видишь ли, это все равно что представить континуум в виде клубка из тугих резиновых лент. Этот клубок нелегко растянуть: он стремится возвращаться к «первозданному» состоянию. Одно какое-нибудь насекомоядное не имеет никакого значения, важен общий генетический код, ведущий от всего этого вида к человеку. Точно так же, если я убил овцу где-то в средние века, я тем самым отнюдь не уничтожил все ее потомство, всех овец, которые должны появиться, скажем, к 1940 году. Все эти овцы останутся, и каждый их ген, несмотря на различие предков, не изменится, потому что в ходе столь долгого времени все овцы в целом (или люди в целом) являются прямыми потомками всех более ранних овец (и людей). Происходит самая обычная компенсация: где-то в прошлом в генетической линии какой-нибудь другой предок восполняет те гены, которые, по твоему мнению, ты уничтожил. Таким же образом… ну, скажем, я возвращаюсь в прошлое и предотвращаю убийство президента Линкольна Бутом. Если только я не приму особых мер предосторожности, может случиться, что выстрелит кто-нибудь другой, но обвинят все равно Бута. Такая упругость или пластичность времени и объясняет, почему нам разрешено совершать в нем путешествия. Если ты хочешь изменить порядок вещей, нужно правильно взяться за дело и здорово потрудиться.
Он скривил рот.
— Воспитательная работа! Нам повторяют снова и снова, что если мы вмешаемся в историю, нас накажут. Я не могу вернуться назад и убить этого негодяя Гитлера еще в колыбели. Я должен сидеть и смотреть, как он набирает силу, начинает войну и убивает мою девушку.
Некоторое время Эверард ехал молча. Раздавались лишь скрип кожаных седел да шуршание высокой травы.
— Извини, — заговорил он наконец. — Может быть, ты хочешь рассказать мне об этом?
— Да. Хочу. Но рассказывать, по существу, нечего. Она служила в женских вспомогательных частях. Звали ее Мэри Нельсон. Мы собирались пожениться после войны. Семнадцатое ноября сорок четвертого в Лондоне, я никогда не забуду этой даты. Она пошла к соседям в Стритхем (была в отпуске у матери). В дом соседей угодил снаряд «фау», не осталось даже развалин, а ее собственный дом уцелел.
Уиткомб был бледен, как смерть. Он смотрел вперед невидящими глазами.
— Будет очень трудно… не вернуться хотя бы на несколько лет назад и увидеть ее живой. Только увидеть… Но нет! Я не имею права.
Эверард с неловкой лаской положил руку ему на плечо, и они молча поехали дальше.
Занятия продолжались, каждый совершенствовался по своей программе, но закончили обучение они все вместе: за короткой церемонией выпуска последовал роскошный банкет, все растрогались, стали договариваться о будущих встречах и сборах. Затем каждый вернулся в тот же самый год и в тот же самый чае, из которого пришел.
Эверард выслушал поздравления Гордона, получил список других агентов своего времени (некоторые из них, как оказалось, работали в военной разведке) и вернулся домой. Позднее ему, возможно, предоставят какую-нибудь важную работу, но сейчас — для официального статуса у налоговых властей — он был назначен просто консультантом Компании технологических исследований. В его обязанности входило ежедневно просматривать какой-нибудь десяток документов, относящихся к путешествиям во времени, чему он был обучен, а в остальном сидеть и ждать вызова.
Случилось так, что он сам нашел себе первую самостоятельную работу.
Было странно читать заголовки газет и знать наперед, что произойдет дальше. Снималось напряжение, но появлялась грусть, потому что время было трагичным. Он начинал понимать желание Уиткомба вернуться назад и изменить историю, но прекрасно осознавал, что возможности одного человека слишком ограниченны. Он не мог изменить прошлое к лучшему — разве что каким-то чудом; скорее же всего такая попытка привела бы к полному хаосу. Вернуться и убить Гитлера или японских генералов, развязавших войну… а вдруг вместо них придут еще более изощренные в злодействе? Может быть, атомную энергию так никогда и не откроют, и тогда не наступит блистательный век Венерианского Ренессанса. Ни черта мы не знаем…
Он выглянул из окна. Огни вспыхивали и гасли во взбудораженном небе, по улицам сновали автомобили и куда-то торопилась безликая толпа; он не мог видеть отсюда башен Манхэттена, но знал, что они дерзко вздымаются к облакам. И все это — всего лишь водоворот в той великой реке времени, которая текла из только что покинутого им мирного доисторического прошлого к невообразимому данеллианскому будущему. Сколько миллиардов и триллионов Человеческих существ жило, смеялось, плакало, трудилось, надеялось и умирало в ее водах.
Что ж… Он вздохнул, раскурил трубку и отвернулся от окна. Долгое безделье не успокоило его: и ум, и тело жаждали действия. Но сейчас было уже поздно, и… Он подошел к книжной полке, взял первую попавшуюся книгу и попытался читать. Это был сборник рассказов времен королевы Виктории и Эдуарда VII.
Одна из сносок поразила его. Трагедия в Аддлтоне и необыкновенная находка в древнем английском кургане. Ничего больше. Гм… Путешествие во времени? Он улыбнулся.
И все же…
«Нет, — подумал он. — Этого не может быть».
Однако проверить не помешает. Говорилось, что случай этот произошел в Англии в 1894 году. Можно просмотреть подшивку лондонского «Таймса». Все равно делать нечего.
Возможно, только от скуки он решил взяться за эту нудную работу. Истомившийся от безделия мозг искал любую лазейку, чтобы начать настоящее дело.
В публичную библиотеку Эверард пришел к открытию.
Сообщение он нашел сразу в газете за 25 июня 1894 года и в последующих выпусках. Аддлтон — небольшая деревня в Кенте, известная поместьем эпохи короля Якова, принадлежащим лорду Уиндему, и курганом, относящимся к неизвестной эпохе. Лорд Уиндем, археолог-любитель, начал раскопки кургана вместе с Джеймсом Ротеритом, своим кузеном, экспертом Британского музея. Захоронение оказалось довольно бедным. Находившиеся там предметы уже сгнили или рассыпались от ржавчины; в могиле лежали человеческие и лошадиные кости. Там же обнаружили небольшой сундучок в удивительно хорошем состоянии, в котором лежали слитки неизвестного металла, похожего на свинец или сплав серебра. Лорд Уиндем заболел какой-то смертельной болезнью с признаками отравления неизвестным ядом; Ротерит, который едва заглянул в сундучок, совершенно не пострадал, и следствие пришло к выводу, что он подсыпал лорду какой-то неизвестный восточный яд. Когда 25 июня лорд Уиндем скончался, Скотланд Ярд арестовал Ротерита, предъявив ему обвинение в убийстве. Родственники Ротерита наняли знаменитого частного детектива, который, путем сложных умозаключений, подтвержденных опытами на животных, нашел неопровержимые доказательства того, что подозреваемый невиновен и что кончина наступила от «смертельной эманации» из сундучка. Последний вместе с содержимым выбросили в Ла-Манш.
