Он смотрел почти нежно, и я даже заподозрил в нем некрофила. Не думал, что когда-нибудь стану жертвой этой негигиеничной страсти.
Потом произошло нечто в высшей степени странное и слегка пугающее. Потенциально пугающее – потому что тогда меня еще трудно было испугать. Виктор наклонился и принялся тщательно обнюхивать мой труп. Во всяком случае, именно так это выглядело.
До сих пор не пойму, что он искал, – может быть, запах скрытой жизни? Личинки насекомых? Первые признаки распада? Отлетающую птичку души?..
Он обнюхал меня от волос на голове до ботинок; при этом лицо у него было застывшее и абсолютно сосредоточенное, только нос подрагивал, словно выступающая часть крысиной мордочки.
По-видимому, Виктор остался доволен результатами своего исследования. Он достал из кармана хрустящий платочек и вытер им пальчики. После этого он махнул рукой, и тяжелая крышка захлопнулась. Самое смешное, что пушка осталась в моих коченеющих пальцах, как будто я сросся с нею после смерти. Гробокопателям было лень освобождать меня от одежды и придатков. Они грузили худшую разновидность мусора – отбросы эволюции.
Я мог бы без труда проникнуть сквозь крышку или частично просочиться «внутрь» ящика, но предпочел пока остаться снаружи. И наблюдал.
У этих страшненьких ребят из «Маканды» все шло как по расписанию.
Они завершили погрузку ровно в час дня – Виктор специально сверился с циферблатом своего «ролекса». В рефрижераторе четырьмя ровными рядами и в три этажа выстроились двенадцать цинковых гробов. Ирке и Глисту не повезло – они оказались в самом низу, и было весьма вероятно, что они задохнутся или замерзнут. Меня грузили последним, и мой «цинк» находился на верхнем этаже, в крайнем ряду. Между его крышкой и потолком будки оставался зазор шириной около метра.
Я регистрировал мельчайшие детали, хотя подобная информация была для меня абсолютно бесполезной. Я не мог бы сдвинуть с места даже пылинку…
Дверь будки захлопнулась; температура начала понижаться. Трое из «Маканды» сели в кабину, охрана расступилась, пропуская грузовик, и рефрижератор с мертвецами (среди которых наверняка были и «фрукты», и «мясопродукты», и «удобрения») покатил по территории психушки. «Джип» сопровождал его словно почетного гостя.
Я много раз мечтал о том, что когда-нибудь сбегу из больницы, но то, КАКИМ ОБРАЗОМ я делал это, не могло присниться даже в самом дурацком сне.
Пост возле ворот оказался серьезным; я понял, что у меня вряд ли были шансы прорваться любым другим способом. Да и сами ворота выглядели достаточно солидно и вполне могли выдержать удар легкового автомобиля.
Я затаился, словно бесплотный паук в центре незримой паутины. Эдакий потусторонний соглядатай. У меня не было того, что на человеческом языке называется органами чувств; несмотря на это, я мог знать обо всем, что творилось вокруг. Каждая частица Вселенной была сознательной; каждая могла стать частью моего сознания; но то было бы страшное растворение, и за каждое наилегчайшее взаимодействие с миром призраков приходилось дорого платить.
Все окружающее и я сам были потенциальным добром (продолжением существования) и одновременно потенциальным злом (пределом существования). Я не знал мотивов, в соответствии с которыми становилось реальным то или другое. Странная партия – мы играли вслепую, не имея возможности перевернуть карты…
Ладно, к черту интерпретации, обратимся к голой действительности.
А действительность была неутешительна. Меня превратили в привидение, то есть в полное дерьмо; Ирка же очень скоро могла превратиться в сосульку. Глист меня интересовал в третью очередь, но все-таки я был не прочь при случае выручить и его. Что ни говори – брат по несчастью.
Однако пользы от моего нового состояния было как от выхлопного газа. Интерактивного шоу для призраков еще не изобрели. Фариа, по всей видимости, был крут, Виктор – крут немерено, а я не мог исторгнуть из себя даже слабой струйки какой-нибудь материальной дряни.
Тем временем проскрипели ворота, рефрижератор протарахтел вдоль больничного забора и выбрался на оживленную улицу. Скорее всего, у Виктора имелась совершенно убойная ксива, потому что он плевал и на ментов, и на гаишников, разъезжая по городу с десятью трупами и двумя полутрупами в будке. В моем убогом воображении, долгое время лишенном новых впечатлений и замусоренном Флемингом, «Маканда» уже тянула на какую-нибудь вонючую спецслужбу с прикрытием в виде сельскохозяйственной конторы. Но где же, черт возьми, я слышал это корявое слово – «Маканда»?! Первоисточником могло быть что угодно – от бразильского телесериала до негритянского мифа.
За последние четыре года мой чердак столько раз превращали в гальваническую ванну, что в нем наверняка произошли необратимые изменения – вплоть до появления металлического налета на внутренних стенках черепа. Раньше я мог бы сослаться на это. Теперь же у меня и чердака-то не было, но мои виртуальные мозги барахлили по-прежнему, словно глюкавый процессор.
«Форд» катил по улице, названной именем одного славного академика.
В памяти народной он остался как враг номер один всего собачьего племени, но у меня он вызывал приятные воспоминания о группе «Павловс дог», которой мы еще в школьном возрасте терзали нетренированные уши наших предков. Музыка гремела по двенадцать часов в сутки. Днем – рок-н-ролл, вечером – диско, ночью – снова рок-н-ролл, поцелуи и романтический петтинг. Тогда все казалось важным: длина волос, ширина клеша, мальтийское или американское происхождение джинсов. Что скажете сейчас, мои повесившиеся друзья, мои спившиеся подруги?
Да, славные были денечки – время запретных плодов, которые мы спешили сорвать с жадностью отлученных от рая. Потом запретный сад обнесли, и жить стало намного скучнее…
По-моему, я окончательно трансформировался в «сущего» (сучьего) ангела и редкостную скотину. Кажется, теперь я понял, почему настоящим ангелам чихать на нас и на наши молитвы. Примерно так же, как нам – на благополучие микробов. Мы думаем только о собственной шкуре. Я вот, например, совсем забыл о моей замерзающей девчонке. Похоже, я смирился с тем, что рано или поздно она присоединится ко мне. Так и будем порхать с нею в астрале, словно тучки небесные, вечные странники…
И тут я «почувствовал»: что-то происходит в одном из цинковых ящиков. В том, который стоял сверху и с краю. В нем покоился один очень хорошо знакомый мне организм. Я метнулся туда значительной своей частью и понял, что присутствую при жутковатом перерождении.
В трупе возобновился некий обмен веществ, но это не имело ни малейшего отношения к биологии. Скорее, мертвец напоминал сейчас разоренный муравейник, занятый срочным восстановлением самого себя, только вместо муравьев работали незримые агенты двух египетских крестов, лежавших в кармане моих джинсов.
