- Вы не разрешите мне осмотреть завод?
- Я лично не возражаю, - ответил Пирсон. - Но у нас теперь насчет этого очень строго... Масса засекреченной продукции, сами понимаете...
- Понимаю.
Эти люди с их "засекреченностью" ужасно раздражают меня. Это дурацкое выражение всегда только привлекает внимание, вместо того чтобы отвлекать его. Не раз бывало, что из всего чужого разговора я слышал ясно только это идиотское слово. Однако я не стал делиться с Пирсоном своими мыслями и постарался, чтобы он и на лице моем не прочел их.
- Впрочем, если вам интересно, - сказал Пирсон, - можете заглянуть на минутку в наш главный ангар, чтобы получить представление о масштабах нашей работы. Если вы не передумали, я найду вам провожатого.
Я от души поблагодарил его - и не потому, что мне хотелось заглянуть в его ангар, а потому, что я жаждал увидеть этого "провожатого". Если мое предположение было верно, то на этого провожатого стоило взглянуть. Я сказал Пирсону, что ни в коем случае не передумал.
Провожатый оказался усталым человеком лет пятидесяти, с длинными растрепанными усами, в комбинезоне, пропахшем самолетным лаком. На кончике носа у него сидели очки в железной оправе. Чувствовалось, что человек рад отдохнуть от тяжелой работы. Такие живописные фигуры можно встретить на любой строительной верфи.
- Вы приезжий, сэр? - осведомился он, когда мы вышли из конторы.
- Да, - ответил я осторожно. - Я только что из Лондона, но я, собственно, канадец. Меня направили в Электрическую компанию Чартерса для переговоров насчет места. Ну, а пока их правление раздумывает, я решил съездить сюда и посмотреть, не найдется ли для меня хоть здесь какого-нибудь дела.
- Так-так! - сказал он, не глядя на меня и не умеряя своей рыси. - Мне всегда хотелось побывать в Канаде. И в Южной Америке тоже. Это была моя мечта.
- В Южной Америке я работал несколько лет, - сказал я, - в Чили и Перу. Чудесные края для тех, кто молод и здоров.
- А я уже не молод и далеко не здоров: старый насос в последнее время работает неважно... Да, сердце у меня сдало...
Мы шли через обширный двор между зданием конторы и громадными замаскированными ангарами. Справа виднелся аэродром, где испытывались новые сверхмощные "Циклоны". Я слышал гудение их больших пропеллеров. Неожиданно выглянуло солнце, сильный ветер смел с неба тучи. Стоял один из тех зимних дней, когда все вокруг кажется частью очень четкого цветного рисунка. Провожатый остановился и дотронулся до моего плеча. В этот момент мы были одни, далеко от всех и от всего.
- Больное сердце или не больное, - сказал он, доставая пачку сигарет, а покурить все же надо. Без этого не могу.
Угостив и меня сигаретой, он вынул зажигалку. Мне стоило только взглянуть на нее, чтобы понять, что вот теперь действительно начинается работа в Грэтли.
- Не горит, - сказал он, не поднимая глаз. - Нет ли у вас огонька?
Я достал такую же точно зажигалку специального назначения, и мы оба закурили.
- Я бы отдал вам свою, - сказал я осторожно, - но это подарок старого приятеля.
- Спасибо, не беспокойтесь. Я завтра же приведу свою в порядок.
Удовлетворенные, мы переглянулись и кивнули друг другу. Мой немолодой усталый спутник сразу преобразился. Да, разведка направила сюда подходящего человека.
- Я приехал на завод специально, чтобы встретиться с вами, - сказал я.
- Разумно. Лучшего способа не придумаешь. Меня приставляют, конечно, ко всякому новому человеку, но сегодня я догадался, что это вы. Вот почему я прежде всего заговорил о Канаде и Южной Америке: мне сообщили о вас некоторые сведения из Лондона. Давайте пойдем дальше, но медленно. Может быть, за нами наблюдают.
- Здесь нам поговорить вряд ли удастся. Как вы думаете?
- Нет, и надеяться нечего. А потолковать необходимо как можно скорее. Слушайте, Нейлэнд, я живу на Раглан-стрит, в доме номер пятнадцать. Это второй поворот налево от Милл-Лейн. А Милл-Лейн направо от Маркет-стрит. Найдете? Отлично. Комната моя на первом этаже, но не забудьте, что у нас в Англии первым считается тот этаж, который в Америке называют вторым. И зовут меня здесь Олни, а фамилия моей квартирной хозяйки Уилкинсон. Запомнили? Хорошо, значит, сегодня вечером в половине десятого. Раньше не выйдет: мы работаем до семи, а потом я кое-что проверю и расскажу вам, что мне удалось узнать.
Он остановился, бросил окурок и затоптал его. Я сделал то же. Это дало нам возможность постоять и поговорить еще с минуту.
- Так у вас уже есть в руках какая-то нить?
- Да. Я не терял времени даром, хотя его было маловато: я ведь здесь занят целый день. А у вас?
- Есть две-три догадки, но еще рано делать выводы. Вечером поговорим... Значит, в половине десятого.
- Да. А теперь заглянем в ангар, и я буду обращаться с вами, как с довольно сомнительным типом. Пирсону скажу, что у меня есть кое-какие подозрения на ваш счет. Это будет полезно для дела, потому что такие новости здесь быстро распространяются. Вот увидите.
Четверть часа спустя меня выпустили через главные ворота. Я старался не показывать, как я доволен. Вот это называется с пользой провести время! Мне очень понравился и сам старина Олни, и то, что он сказал. У меня уже была намечена программа действий, но теперь я решил ничего не предпринимать до обстоятельного разговора с Олни.
Почти всю первую половину вечера я просидел у себя в номере, взвешивая и оценивая обрывки и клочки сведений, которые я за это время успел добыть в Грэтли. Я видел, что некоторые из них ничего не стоят, пока я не сопоставлю их с наблюдениями человека, который живет здесь уже довольно давно. Вы не можете себе представить, с каким нетерпением ожидал я встречи с Олни! Мне не только нужны были его указания - я предвкушал удовольствие час-другой побыть самим собою и поговорить свободно и откровенно о нашем деле. Время тогда было тяжелое, на душе у меня было скверно, и мне нужен был настоящий товарищ, а таким для меня мог быть только человек, знающий истинную причину моего пребывания в Грэтли. Все разговоры, какие были у меня здесь до сих пор (как вы, надеюсь, и сами заметили), напоминали уженье рыбы, и в них было столько же дружеского, сколько в крючках, на которые насажена приманка. Итак, когда я в четверть десятого вышел из гостиницы, чтобы идти к Олни, я был в самом лучшем расположении духа.
Затемнение показалось мне еще невыносимее обычного. Я брел ощупью, как в подземелье. Маркет-стрит я разыскал довольно легко, но затем начались мои мучения. Как водится, и первый, и второй прохожий, которых я догнал и чуть не сбил с ног, на мой вопрос, где находится Милл-Лейн, ответили, что они нездешние. На один миг мне представилось, что по улицам этого затемненного города бродят одни только "нездешние". Может быть, в Грэтли не осталось никого, кроме нездешних. Наконец полицейский показал мне (почти ткнув носом) узкий проход к Милл-Лейн. Потом я прошел мимо Раглан-стрит, приняв поворот налево за вход в гараж. Пришлось возвращаться обратно. Но в конце концов я нашел-таки Раглан-стрит и с некоторым опозданием позвонил у двери небольшого стандартного домика под номером пятнадцать.
