На второй день после гибели Виталика, когда стремительное течение несло нас все дальше в подземные глубины, Вика неожиданно схватила меня за руку:
- Слышишь?
Я прислушался. Виктор, сделав еще один гребок, тоже поднял весло над водой и посмотрел на нас выжидательно. Но сколько ни напрягал я слух, я ничего не мог различить, кроме гулких ударов капель, срывавшихся с поднятого над водой весла. Внезапно далеко впереди послышался приглушенный шум, он быстро нарастал, и затем ни с чем не сравнимый грохот потряс своды пещеры, сверху посыпались камешки. А через мгновение нас обдало горячим дыханием ветра с резким запахом серы. Пещеру наполнили клубы желтого газа. Судорожно вдохнув его, я почувствовал, как меня выворачивает наизнанку, сознание мое помутилось, и последнее, что я запомнил, - это то, как огромная волна, нахлынувшая из прохода спереди, отбросила лодку назад, в то же время взметнув ее кверху, под самые своды. Что было дальше, не знаю.
Очнувшись в кромешной темноте, я почувствовал, что лежу ничком и что нас продолжает нести дальше несильное течение. Голова моя была как свинцом налита. Я с трудом сел в лодке и, отыскав погасшую свечу, зажег ее. Вика лежала на дне, неловко подвернув под себя ногу. Виктора в лодке не было. Чувствуя необыкновенную дурноту, я огляделся и едва не заплакал от отчаяния. Распластавшись, как огромная птица, в яркой, вздувшейся на спине курточке, Виктор плавал в полуметре от лодки, раскинув руки и погрузившись лицом в воду. Единственным веслом (второго нигде не было) я зацепил его за ногу и подтащил к себе. Мне не удалось перевернуть его на спину, однако, приподняв его голову за волосы, я убедился, что он мертв. Тогда я наклонился к Вике. Пульс ее еле бился, но привести ее в чувство мне не удалось. Она не реагировала ни на пощечины, ни на ледяную воду, которой я брызгал ей в лицо. Помню, что, совсем потеряв присутствие духа, я впал в какое-то оцепенение и продолжительное время просидел совершенно неподвижно. Только через много часов (по крайней мере, мне так показалось) ко мне вновь вернулась способность воспринимать окружающее, и я с ужасом заметил, что течение стало необыкновенно вялым, при этом уровень воды с каждой минутой заметно повышался. Это могло означать только одно: обвал преградил путь подземной реке, запрудив ее, и теперь непрерывно поступавшая вода наполняла подземные полости и грозила если не затопить нас, то запереть в одном из залов под самыми сводами. Страх взбодрил меня. Изо всех сил я принялся грести единственным веслом, помогая течению и надеясь, что успею доплыть до завала, прежде чем напирающая река превратит все галереи на своем пути в непроходимые сифоны.
И неожиданно я услышал отдаленный голос, звавший меня по имени. Он доносился оттуда, где я оставил Виктора, и был похож на тихий вздох или стон умирающего... Я замер от ужаса. Виктор был мертв. Я видел это своими глазами. Я не мог ошибиться. И все же... Его тело тоже несло по течению, однако мы значительно обогнали его, и если он все же, вопреки очевидности, жив и нуждается в моей помощи... Долго... долго я прислушивался, продолжая плыть по течению. Но этот загробный призыв не повторился. Да он и не мог быть ничем иным, кроме как слуховой галлюцинацией. Виктор был мертв. Это было несомненно. Он не мог звать меня. Мне все прислышалось. Я снова опустил весло в воду и в то же мгновение опять услышал приглушенный расстоянием голос, похожий на вздох! Больше не могло оставаться никаких сомнений: я бросил Виктора еще живым, и теперь он звал меня. Я принялся бешено грести назад против течения и вскоре увидел вдали яркую курточку, медленно приближавшуюся ко мне. Виктор лежал на воде все в том же положении, в каком я его оставил: раскинув руки в стороны, лицом в воду. Поддерживая лодку редкими ударами весла на одном месте, я дождался, пока тело не подплывет ближе... Нет! он не мог быть живым! С ужасом смотрел я, как он медленно проплывает мимо меня и исчезает в темноте. Я был настолько подавлен, что даже не попытался задержать его. И вот, когда тело исчезло в темноте впереди, я снова услышал тот же самый голос, похожий на вздох и доносившийся попрежнему с той стороны, откуда мы приплыли. Господи! Как мог я сразу не узнать голоса Виталика! Мы похоронили его заживо! И теперь он звал меня... Однако за несколько дней мы проплыли десятки километров я не мог слышать его голоса, даже если Виталик жив! А если он мертв? На мгновение меня охватила слабость, пальцы разжались сами собой, и весло выскользнуло из них и поплыло по течению впереди лодки. А тихий, как вздох, голос - голос мертвеца, взывавшего ко мне из бездны, - все звенел в моих ушах, отнимая рассудок, сводя с ума.
Однако теперь, лишившись последнего весла, я был совершенно беспомощен. Единственное, что мне оставалось делать, - это плыть по течению. Меня вновь охватило оцепенение - оцепенение до полного бесчувствия. Неожиданно лодка зацепилась носом за выступ в стене, ее развернуло, и тотчас голос, звучавший почти беспрерывно, изменил свое направление - теперь он вновь доносился со стороны Виктора, уплывшего далеко вперед. Это было так похоже на насмешку, что я истерически расхохотался. Однако случайно взглянув на Вику, я тут же оборвал свой глупый смех. Все объяснялось очень просто. То, что я принимал за приглушенный расстоянием зов своих товарищей, в действительности было едва слышным шепотом Вики, которая постепенно приходила в себя и, находясь в полуобморочном состоянии, звала меня по имени. Я плеснул ей в лицо ледяной воды, и она открыла глаза. Когда Вика окончательно пришла в себя, я рассказал ей о гибели Виктора и кратко обрисовал наше отчаянное положение.
Между тем вода неотвратимо прибывала. Однако вскоре мне почудилось едва уловимое изменение в звучании подземного потока... течение почти замерло... И вдруг стены узкой галереи расширились, превратившись в купол огромного зала, который наполовину был заполнен свежим завалом. Массивный блок известняка рухнул со свода на дно зала, расколовшись на отдельные глыбы, перегородившие проход и запрудившие течение подземной реки. Лишившись выхода, река разлилась по пещере широким озером, в которое мы теперь медленно вплывали. С величайшим вниманием, будто от этого зависело наше спасение, я принялся осматривать огромные глыбы, торчавшие из воды, и своды, с которых они рухнули. Виновником обвала оказался полуметровый пласт песчаника между двумя огромными глыбами известняка, вдоль которого и оторвался от кровли этот пласт. Я заметил, что между ним и новым сколом свода образовался зазор метра в полтора, через который можно было пролезть на другую сторону завала. Но одно обстоятельство сильно встревожило меня. Я уже упоминал о запахе серы и желтоватом газе. Здесь их присутствие ощущалось еще более явственно. Внимательно осмотрев своды, я увидел свежую трещину, образовавшуюся при обвале, из нее с шипением вырывался желтоватый газ, наполнявший подземные полости и - наши легкие. Теперь я различил в нем и другие примеси. Судя по тому, как необыкновенно ярко вспыхнула свеча, в нем содержался газ, поддерживающий горение, вероятно метан. Специфический запах свидетельствовал о присутствии тяжелых углеводородов. Метан и тяжелые углеводороды встречаются в толщах верхнеюрских известняков, из которых был сложен этот хребет. Однако не их следовало опасаться. Желтый газ - вот что меня беспокоило. От него першило в горле, мутилось в голове, кровь бешено стучала в висках. Несомненно, это им мы отравились в первые мгновения после обвала. Но временная потеря сознания и остаточная тяжесть в затылке были лишь самыми незначительными последствиями отравления. Пока мы с Викой плыли по подземным галереям, увлекаемые течением, я вдруг стал замечать за собой странные вещи, которые очень меня напугали. Так, неожиданно я заметил, что вот уже некоторое время гребу веслами, хотя точно знал, что потерял их: первое тотчас после обвала, а второе, когда принял голос Вики за голос Виталика. И как только я осознал всю странность и невозможность этой ситуации, я почувствовал легкий толчок изнутри, как бы от электрического удара, мгновенная дрожь пробежала по всему моему телу, и наваждение - а это было самое настоящее наваждение - исчезло: я неподвижно сидел в скользящей по течению лодке, и никаких весел в руках у меня не было. Несомненно, это был результат воздействия на психику галлюциногенного газа.
