Качая головой в такт ее ритмичной речи, протянул безмолвно сумку и сунул в карман полтинник. Уже через час я стоял на перроне г. Уфы, столицы Башкортостана.
Вот уже позади без малого месяц, проведенный в бегах и постоянной боязни быть пойманным каждую минуту. Отрешенно гляжу ввысь, на яркое зимнее солнце, на серую вокзальную площадь и на людские лица цвета вокзала. Но в глубине души рад, что все кончилось. Я снова стою на родном до боли в печенке асфальте.
Слегка тяжело на сердце оттого, что так долго убегал от судьбы. Сознайся я сразу — было бы намного легче, чем теперь. Это как пить дать — к гадалке не ходи.
Да… Месяц назад третьекурсник юрфака мог бы подвести сожженный стенд под банальное хулиганство. Но теперь на моем счету более десяти терактов и успешных попыток противодействия органам при исполнении… При всем при этом, мне удавалось ловко уходить от преследования и практически не оставлять следов на месте преступления. Заметьте, без человеческих жертв. Судя по газетам, это и был «мой почерк».
Сообщая о новом теракте без человеческих жертв, и пресса, и уполномоченные лица различных силовых структур различных субъектов многоликой Федерации уверенно говорили, что определенно прослеживается башкирский след. Можно, наверное, с Республики за рекламу взять. Вот, мол, какие у нас человеколюбивые люди!
Надоело все!!! Решил пойти и сдаться!
* * *
Это я правильно сделал, что решил пойти с повинной. Просиди я в «схроне» или в бегах еще месяц, терактов, навешанных на меня, стало бы еще на десяток больше.
На мое счастье, недолюбливающие РБ и, в том числе, ее МВД, газеты каждый пустяшный промах раздували и комментировали, образно говоря, в лицах и персоналиях. Посему уфимского следака, который вел «мое» дело я практически знал в лицо — видел его фотографии на передовицах газет в материалах с примерным заголовком «Башкирские менты бессильны перед террором!!!» (почему-то «менты» относилось в этих газетах только и только к нашим), и текстом: «Следователь N отказывается комментировать причастность должностных лиц республики к…»
И фамилия у него была такая запоминающаяся. Один только звонок на Ленина 7!
— Добрый день, я хотел бы дать показания по делу о теракте… Вы меня ищете. Только давайте встретимся где-нибудь в неофициальной обстановке?
Договорились встретиться близ Гостинки. Следователь, который вел дело о сожжении стенда, был о-о-очень мне рад. Лучезарная улыбка затмила бы стоваттную лампу. Уверен в этом на сто пудов! С ходу спросил у меня документы.
Я на минуту задумался… Блин! Ведь они же остались в сумке, которую купила та вагонная соседка.
— И где же ваши документы?
— Скорее всего, уже в пути в Ачинск…
* * *
Через неделю я стоял уже в Казани, где на мне висел подрыв вертикали власти путем поджога Башни Сююмбике. Здесь уже я попросту подошел к постовым…
Представился. Они не поверили, но я рассказал, как все происходило. Предложили продолжить в «стакане». Там сержант неуловимым жестом факира сконденсировал из воздуха под столом бутылку водочки.
— Ну так что? Может стопаря врежем? — похоже, вид у меня был стесняющегося своего желания интеллигента, поэтому он, приподняв брови, добавил. — Чисто чтобы разговор завязался. Ты не подумай чего…
Следующий пузырь был поставлен мной…
К утру я просадил с ними все, что вытащил перед отъездом из заначки в гараже…
Безымянный сержант, приобняв меня за плечи, глянул в глаза. На мое удивление, в отличие от меня, он был трезв как стеклышко. Я же практически не вязал лыка. Хотя все происходящее воспринимал вполне адекватно. Например, его слова я помню совершенно точно.
— Слышь, мужик… Ты вообще новости то смотришь?
— Ин-ногда… Ик! Смарю…
— Ну, ты в курсе, что Сафаргали Ешимгаллямов — исламский террорист?
— Ик???
— Ну дык! Спиртное — харам??? Можешь не отвечать — это харам! Да ему ведь иглы под ногти вводили, а он капли водки не выпил! Так что… дуй отсюда, пока мы добрые!
…Мягкий удар коленом ниже спины вверг меня в реальность.