В темном небе полыхнула яростная голубая вспышка.
Началось!
Снаряд с греческим огнем прочертил над ними крутую дугу, заливая мостовую сполохами адского пламени. В холодном голубом сиянии метнулась человеческая тень, кто-то торопился потушить смолу, пролившуюся у самой стены.
"Зараза! Уже? Гелимер расстался с надеждой заполучить обратно своего генерала и плюнул на перемирие?.."
Еще один снаряд промелькнул высоко в небе и скрылся за стенами Дижона.
- В укрытие, - приказала Аш, поспешно отступая под арку дворцовых ворот. Еще одно ядро, на этот раз каменное, ударило в мостовую. Аш ступнями почувствовала, как содрогнулась земля.
- Мудососы, - пробормотала Людмила, прибавив пару нелестных слов насчет меткости визиготских пушкарей. Отряд согласно заворчал. - Да еще и на самое Рождество! Босс, разве перемирие не должно продлиться до завтрашнего возвращения лорда Фернандо?
Аш прислушалась - всюду тихо, и обстрел прекратился...
"Визиготские осадные машины и боеприпасы, порядок пехотных штурмовых отрядов?" - Аш мысленно сформулировала вопрос и, покачав головой, решила не произносить его вслух.
Какой смысл спрашивать каменного голема - он сам получает донесения через гонцов, а значит, с опозданием на две-три недели.
По крайней мере, значит, и Гелимер не сможет использовать его тактические советы против нас. Может, Дикие Машины и говорят с големом, но Гелимеру от этого толку нет. Да и Годфри бы его услышал. Хоть что-то...
Она застыла на месте.
- Капитан? - окликнула Ростовная, как видно, уже не в первый раз обращаясь к ней.
- Что?
Аш смутно отметила, что обстрел не возобновился - стало быть, это не подготовка к штурму, а просто выходка заскучавшей пушечной команды, возможно, пьяных франкских наемников Гелимера. От этой мысли сразу исчезло облегчение, которое испытала Аш, поняв, что перемирие продолжается.
- Возвращаемся в башню? - Людмила вглядывалась в темноту проулка, обманчиво освещенного брызгами догорающего греческого огня. - Капитан, что с вами?
Аш прошептала непослушными губами:
- Я... только что поняла. Как я раньше не додумалась?!
3
Полосатый поросенок копался рыльцем в снегу, усердно виляя веревочным хвостиком. Аш смотрела, как осколки заледеневшей корки разлетаются над его головой. Вот он прорылся сквозь мягкую белизну под настом. Показались бурые прошлогодние листья. Поросенок захрустел желудями и удовлетворенно хрюкнул.
Человек с бородой цвета спелого желудя откинул капюшон и обернулся, чтобы взглянуть на нее.
- Аш.
- Годфри.
Усталость удерживала ее на самой кромке сна. Совсем не трудно было одновременно сознавать себя лежащей на соломенной подстилке у очага в отрядной башне, слышать перешептывания пажей и оруженосцев, становившиеся все глуше по мере того, как сон овладевал сознанием, и вслух обращаться к голосу, звучащему в сновидении.
Сон принес и образ, ясный и точный: крупный широкогрудый человек, узловатые ступни виднеются под длинным подолом зеленой рясы. В косматой бороде появились белые волоски, а у губ и вокруг глаз пролегли глубокие морщины. Обветренное лицо и прищур глаз, привычных к зимнему ветру и летнему солнцу.
- Когда мы с тобой встретились, ты был не старше, чем я сейчас, - тихо проговорила Аш. - Христос Иисус, я чувствую себя столетней старухой.
- И выглядишь соответственно, готов поспорить.
Аш фыркнула.
- Годфри, ты не слишком почтителен!
- Какое уж почтение к голодной ободранке-наемнице!
Годфри в ее сне присел на корточки, не обращая внимания на облепившие подол рясы комья мокрого снега, и оперся на ладонь, до запястья утонувшую в снегу. Аш смотрела, как он пригнул голову (плечи внизу, седалище задрано кверху - вот-вот кувырнется), чтобы заглянуть между ног рывшегося в снегу трехнедельного поросенка.
- Годфри, что ты, прах тебя побери, вытворяешь?
Сновидение отозвалось:
- Смотрю, вепрь это или свинка. У свинок характер помягче.
- Годфри, я все равно не поверю, что ты провел детство в Черном Лесу, заглядывая в задницы кабанам!
- Свинка. - Снег вспучился, и показалось перемазанное рыльце дикого поросенка. Золотистые глазки подозрительно оглядывали окружающий мир из-под невероятной длины соломенных ресниц. Годфри-сновидение тихо и бесконечно долго приговаривал ласковые словечки. Аш уплывала все дальше в забытье. Наконец священник очень осторожно и плавно протянул руку.
Свинка снова зарылась пятачком под снег. Пальцы человека нежно почесали то местечко за ухом, что даже зимой не обрастает грубой щетиной, а покрыто только мягкой пушистой шерсткой. Рыльце вздернулось и послышалось короткое фырканье, сменившееся на удивление тонким повизгиванием. Годфри почесал смелее, его пальцы скребли горячую серую шкурку. Поросенок шлепнулся на бок, прямо на снег, и лежал, довольно похрюкивая, пока пальцы человека ласкали и чесали щетинистую шейку. Узелок хвостика радостно вилял.
- Годфри, я готова поверить, что тебя, как Господа нашего, вскормила дикая свинья.
Не переставая ласкать кабаненка, Годфри Максимилиан повернулся к ней:
- Благослови тебя Бог, детка, я же чуть не всю жизнь занимался спасением диких животных, - В соломенной шевелюре священника, так же как и в бороде, блестели белые нити. Свободной рукой он погладил вересковый крест на груди. Широкая, покрытая шрамами ладонь: мозолистая рука труженика. Темные, золотистые как у того поросенка, глаза... каждая подробность не виденного долгие месяцы лица явственно стояла перед Аш.
- Кажется, что запомнишь лицо навсегда, - шепнула Аш. - А на самом деле это первое, что уходит.
- Всегда кажется, что еще будет время.
- Хочешь удержать в памяти... - Аш разметалась на соломе. Ясный образ Годфри, сидящего на снегу, уходил, как вода в песок. Она пыталась удержать его и чувствовала, что теряет.
- Аш?
- Годфри!
- Я не знаю, сколько прошло времени с нашего последнего разговора.
- Несколько дней, - Аш перевернулась на спину, прикрыв глаза локтем. Послышался голос Рикарда, объяснявший кому-то, что капитан-генерал не может принять их в ближайшее время - подождите еще хоть час.
- Сейчас вечер Христовой Обедни, - пояснила Аш, - или самое начало Стефанова дня: я не слыхала, звонили ли к заутрене. Я боялась заговорить с тобой, потому что Дикие Машины... - она запнулась. - Годфри, ты их еще слышишь? Где они?
- Ад молчит.
- К черту ад! Мне нужно знать, что затевают Дикие Машины. Годфри, говори со мной!
- Прости, детка.
В голосе послышалась сдержанная усмешка.
- За это время - сколько, ты говоришь, прошло? Месяц или больше? - ни одна человеческая душа не обращалась к каменному голому. Сперва великие Дьяволы горько сокрушались об этом, затем рассердились. Они оглушили меня, детка, их гнев, протекая сквозь меня, оглушал. Я думал, ты слышишь, но, быть может, их гнев был направлен на Фарис. И с тех пор они молчат.
