Он поднялся и, глядя на Дэвиса в упор, добавил:
Если вопросов больше нет, я предпочел бы отправиться в гостиницу. Надеюсь, там найдется номер для меня.
Ну конечно, мистер Саттон, безусловно. Вам надо отдохнуть, — засуетился Дэвис, — Где бы вы хотели остановиться?
В «Орионе», как обычно.
Дэвис выдвинул ящик, вытащил справочник, полистал его, провел пальцем по странице сверху вниз.
Код для телепортации — «Черри 26—3489». Кабина рядом.
Благодарю вас, — ответил Саттон.
Что касается вашего отца, мистер Саттон…
Я все прекрасно понял. Можете не извиняться.
Саттон вышел из кабинета и направился к телепортационной кабине. Но прежде чем закрыть за собой дверь, он резко оглянулся.
Дэвис уже с кем-то возбужденно разговаривал по видеофону.
Гостиница «Пояс Ориона» за двадцать лет не изменилась. На взгляд Саттона, все выглядело как в тот день, когда он покинул Землю. Немного обшарпанный, постаревший дом, где по-прежнему царила атмосфера существования на цыпочках, с пальцем, прижатым к губам, подчеркнутая предупредительность, тихий шорох приглушенной жизни… Все это он помнил и тосковал об этом в долгие годы отчуждения и одиночества.
Живая картина на стене холла была все та же. Неизменный сатир и через двадцать лет продолжал догонять все ту же перепуганную нимфу. И все тот же заяц выпрыгивал из-за куста и с привычной скукой наблюдал за погоней, меланхолично пожевывая неизменный пучок клевера.
Мебель, принимавшая формы тела, вышла из моды еще тогда, двадцать лет назад, но все еще стояла на своих местах, правда, ее перекрасили в мягкие пастельные гона.
Пористое покрытие на полу пружинило чуть меньше, а цефейский кактус, видимо, приказал долго жить: на его месте красовалась начисто лишенная экзотики земная герань.
Из кабины видеофона вышел служащий.
Доброе утро, мистер Саттон, — сказал он хорошо поставленным голосом андроида. Потом добавил: — А мы все ждали, когда же вы вернетесь.
Двадцать лет? — удивился Сатгон, — Долгонько вам пришлось ждать.
Андроид невозмутимо продолжал:
Мы сохранили ваш костюм. Знали, что он вам понадобится. Все чистое и выглаженное.
Очень любезно с вашей стороны, Фердинанд.
А вы почти не изменились, — сказал Фердинанд, — Только бороду отпустили. Но я-то вас сразу узнал.
Борода и одежда, — уточнил Саттон. — Одежда в жутком состоянии, сами видите.
Ну что вы, не так уж… — с вежливой улыбкой ответил Фердинанд. — У вас есть багаж, мистер Саттон?
Нет.
Тогда, может быть, желаете позавтракать?
Сатгон смутился, внезапно ощутив, что действительно голоден. Мгновение он соображал, как пища может подействовать на отвыкший от нее желудок.
Желаете посмотреть меню?
Саттон покачал головой.
Да нет, не нужно. Я лучше пока приму душ и побреюсь. А завтрак потом пришлите в номер. Все равно что. И одежду.
Может быть, омлет? Вы раньше всегда заказывали омлет на завтрак.
С удовольствием, — ответил Саттон, отошел от стойки и усталой походкой направился к лифту.
Он уже собирался закрыть дверь, когда услышал:
Подождите, пожалуйста!
Он обернулся. Через холл бежала стройная рыжеволосая девушка. Она скользнула в кабину лифта и прижалась к стенке спиной.
Огромное спасибо, что подождали, — переведя дыхание, сказала она.
Кожа у нее была белая, как цветок магнолии, а глаза глубокого серого цвета. Как гранит, подумал Саттон.
Мне было приятно подождать вас, — сказал он и мягко закрыл дверь кабины.
Девушка смерила его любопытным взглядом, и губы ее дрогнули в улыбке. Саттон улыбнулся в ответ.
Знаете, терпеть не могу обувь. Жутко трет, — простодушно признался он и нажал кнопку.
Лифт тронулся, мелькая огоньками этажей.
Я приехал, — сказал Саттон, когда кабина остановилась, — Всего доброго.
Мистер!
Да, в чем дело?
Я не собиралась над вами смеяться! Честное-пречестное слово, даже и не думала!
А я и не обиделся. Почему бы вам не посмеяться! — с улыбкой ответил Саттон и закрыл дверь.
Минуту он постоял у лифта, пытаясь побороть охватившее его волнение.
Спокойно, сказал он себе. Полегче, парень. Как минимум ты дома. Вот место, о котором ты мечтал. Десятка три шагов — и все. Подойдешь, повернешь ручку, толкнешь дверь, а там все будет точно так, как ты запомнил. Любимое кресло, живые картины на стенах, маленький фонтан с венерианскими русалками и окна, из которых видна Земля… Но никаких эмоций. Раскисать нельзя. Потому что тот тип в космопорту врал. И в гостиницах по двадцать лет номера не держат.
Что-то тут не так. Непонятно пока, что именно, но что— то катастрофически не так…
Он сделал шаг, потом еще один… Шел медленно, борясь с волнением, часто сглатывая слюну…
На одной из картин, вспоминал он на ходу, был лесной ручей, деревья на берегу и птицы, перелетавшие с ветки на ветку. В самые неожиданные моменты какая-то из птиц начинала петь. Чаще всего — на рассвете или на закате. Вода в ручье заливалась радостной песенкой, и слушать ее, утонув в глубоком кресле, можно было бесконечно.
Он вдруг понял, что бежит, но даже не попытался остановиться.
Пальцы сжали ручку, повернули ее… Вот она, его комната: любимое кресло, бормотание ручейка, плеск русалочьих хвостов.
Опасность он почувствовал сразу, еще не успев переступить порог. Хотел бежать, но было поздно. Ноги подкосились, он упал.
Джонни! — захлебнулся он собственным криком.
Перед тем как погрузиться в темноту, Саттон успел услышать еле различимый шепот:
Все нормально, Эш. Мы в ловушке.
Когда Саттон очнулся, то сразу понял, что в комнате кто-то есть; не открывая глаз, он продолжал дышать ровно, спокойно, как будто еще спал.
Итак, в комнате кто-то был. Сейчас он стоит у окна, теперь перешел к камину. Остановился. Наверное, разглядывает картину. Было так тихо, что Саттон сквозь плеск воды в фонтане слышал смеющееся журчание ручья и тихое пение птиц на ветвях деревьев, и ему даже показалось, что он отчетливо чувствует запахи хвои, листвы и мха, покрывавшего берега ручья.
Неизвестный сделал еще несколько шагов и сел в кресло, насвистывая какую-то незнакомую легкомысленную песенку.
Значит, меня обыскали, подумал Саттон. Сначала одурманили каким-то быстродействующим газом, а потом обыскали и обследовали. Господи, что же они со мной делали? Все как в тумане. Он с трудом вспоминал… Мелькали огоньки приборов, на голове— датчики… Я мог бы сопротивляться, но понимал, что это бесполезно. И потом, мне нечего было скрывать от них. Что выкопали, то выкопали, и черт с ними. Тем лучше. До главного им все равно не добраться. И он мысленно ободряюще похлопал себя по плечу.
