— Я не стрелком на ту сторону иду, — напомнил Виктор. — Меня Гремучка направляет. Просит рассказать о летней экспедиции. Ты же знаешь — новости без «диких» новостей никого больше не интересуют.
— Тебя аккредитуют при штабе? — В голосе Алены звучала надежда.
— Нет, я зарегистрировался в чине лейтенанта. Буду при батальоне.
— Ага! Лезешь в самое пекло!
Алена, как всегда, говорила запальчиво, дерзко. Она вообще заводилась с пол-оборота. Ничто не могли оставить ее равнодушной. В такие минуты Виктор обожал на нее смотреть: на ее щеках вспыхивал румянец, большие серо-голубые глаза так и сияли.
— Неужели слово какого-то Гремучки для тебя закон? Наплюй на него! Уйди из его портала. Посмотрим, как он без тебя попляшет.
Виктор тоже любил так рассуждать в двадцать лет. С тех пор он поумнел. Правда, совсем немного.
— Не волнуйся, дорогая, он тут же найдет другого. Пусть хуже. Но это мало кто заметит.
— Вся слава достанется ему. А тебе только шишки.
— Конечно.
— Так зачем...
— Не знаю. Не хмурься, дорогая. Тебе не идут эти насупленные брови.
Алена закусила губу. Этот его насмешливый тон, эта бесконечная ирония иногда выводили ее из себя. Виктор давно бы мог иметь свой портал. Мог бы, но не имел.
«Зачем мне свой портал? — отвечал вопросом на вопрос Ланьер. — Я хорошо сплю ночами. Хочешь, чтобы меня, как Гремучку, мучила бессонница?»
Она не понимала его — какая банальность! В нем переплелись черты несовместимые: полное отсутствие честолюбия сочеталось с постоянным желанием рисковать. Душевная апатия — с энтузиазмом. Если человек рискует, разве он не должен быть честолюбив? Так считала Алена. Характер Виктора противоречил этому убеждению. «Противоречить — моя профессия, — приговаривал Ланьер. — Даже для тебя, лапочка, не могу сделать исключения». Она злилась, пыталась что-то возразить. Но все равно он безумно ей нравился. И с этим безумием ничего нельзя было поделать. Ланьер очаровывал, гипнотизировал, но не становился при этом ближе. Казалось порой, начни она его хоть чуть-чуть понимать, очарование тут же рассеется, и она начнет относиться к Виктору, как к прочим молодым людям: дерзить, насмешничать и втайне презирать. Он обладал многими талантами, был прекрасным программером и дизайнером, обустраивал свою программу так же легко, как другие обставляют комнату. Мог починить ступеньку крыльца или домовой компьютер с одинаковой легкостью. Одним словом, идеал (или почти идеал). Все виртуальные знаменитости, что мелькали год из года на популярных порталах, и в подметки не годились Виктору, считала Алена. Она плакала из-за его неуспехов, а он только пожимал плечами, говорил, что ему проще быть незаметным. Она была уверена, что только какие-то дурацкие обстоятельства помешали ему стать реном, одним из столпов этого мира. Таким, как Даниил Петрович...
«Быть знаменитым некрасиво», — цитировал Виктор с улыбкой.
Если бы у него была цель в жизни! Высокая цель... мечтала Алена. И выпалила однажды любимому в лицо: «Виктор Ланьер, вы предназначены для великой миссии». Он хохотал до слез. Она обиделась. Все кончилось ссорой и разлукой на две недели. Нет, меньше. На десять дней. Виктор не выдержал, позвонил первым.
Нельзя сказать, чтобы Виктору не нравилось восхищение Алены. Ему льстило, порой забавляло даже её восторженное почитание. Но он (и по собственному опыту тоже) знал, что в мире не так мало женщин, которые ищут будущих гениев, великих ренов, чтобы всегда быть подле, возносить и помогать — гениалить. Но что бывает, когда такая дама обнаружит, что ее избранник ничем не замечателен? Наверное, самое страшное — постоянно слышать восторги по поводу твоих талантов и сознавать, что ты — обычный средний человек, обыватель.
Если честно... (перед собой, Алене он еще не говорил ни слова) Виктор даже задумывался иногда: не расстаться ли им? Куда проще с женщиной, которая не станет требовать от любовника или мужа невозможного. Алена, быть может, найдет истинного гения. Или, что более вероятно, истинное ничтожество, и будет холить его, боготворить и продвигать... Виктору было больно даже мысленно произносить это слово — расстаться. Но хотелось быть честным — с собой и с нею. Не обманывать ни в чем. Даже невольно. Нет, самому не сделать этот шаг. Все должна решить судьба. Так, чтобы не было колебаний или-или, а было только одно-единственное решение, которое уже невозможно изменить.
И тут Виктор услышал про Валгаллу. Это слово всё в нем перевернуло. Чутье подсказывало ему: это была действительно МИССИЯ. Не та, что в игре, а та, о которой не говорят вслух. Приговор.
Его смущало лишь то, что при Алене (в какой бы она пришла восторг, как бы восхитилась!) он не мог и заикнуться про Валгаллу. Не потому, что не доверял. Тут сказывалась профессиональная привычка: пока дело не закончено, о нем нельзя говорить никому. Даже самым близким. Ни для кого нельзя делать исключения, Из-за этого Виктор когда-то поругался с Артемом.
«Похоже, она была права, и я в самом деле на что-то сгожусь. Если там, за вратами, сумею отличиться. А я сумею, поверь...»
— Тетя Надя идет, — Алена улыбнулась плотоядно. — Ну, берегись, она тебе мозги прочистит.
Виктор посмотрел в окно. Так и есть: по тропинке с важностью как минимум императорской фрейлины шествовала Надежда Сергеевна, Аленкина тетушка, лидерша пацифистского движения «Эдем». Задачу «Эдем» перед собой ставил грандиозную: обратить в ангелов всех людей по ту сторону врат, перековать мечи на орала, а все бластеры — на металлорежущие мини-станки; в зоне войны сотворить Эдем. Пацифисты вербовали сторонников по всему миру и, как только в марте открывались врата, переправлялись на ту сторону — возводить мирные поселения и города. Оружия они не брали демонстративно, охрану не нанимали, и потому мародеры шли за пасиками следом от самых врат, как стая волков за жирными оленями. Впрочем, в присутствии военной полиции и наблюдателей мародеры пасиков не трогали, тем удавалось без потерь миновать и главный тракт, и перевал Ганнибала, а дальше они небольшими группами уходили в леса и долины. Что было дальше, рассказывали потом портальщики, если забредали в разоренные деревеньки... Бессмысленное действо? «Ненасильственное сопротивление всем насильникам кажется бессмысленным», — как заклинание повторяли пасики. «Просто марам не хватает любви, мы их спасем — своей любовью».
Виктор поморщился при виде Надежды Сергеевны, как будто проглотил что-то невыносимо кислое. Но разговора было уже не избежать: не удирать же через комнаты и черный ход в сад и дальше к реке. Из гостей тетя Надя быстро не уйдет. Оставалось одно: сидеть на месте и ждать вторжения.
