Россыпи зла золотого мы обошли, спрячь, о, земля,
кровавые эти сокровища в скалах,
даруя народу инну-нон-чиу иные ценности...
В последнее время я пропускала мимо сердца рассказы о гибели древних племен в котлах вражды. Меня интересовала лишь Любовь.
Да. Горячее неистовое чувство, которое, однажды пробудившись, сжигает душу дотла.
Осы дикие - чин-чили плавили губы в поцелуях
( здесь не смогла разобрать...) в искусстве запредельных чувств?
Волшебницы грез, феи четырех стихий!
О, Север, О, Запада млеко...
Беги, членозем! ( кто это, кто?) -
впейся в вену, вкушая до дна
страдания человека.
Или такое:
Лори, кетсали кричали:
- О, Боа! О, царь ветвей, задуши сумрачных нег
разум младенческий, он человек...
Двое.
Он вздохнул полной грудью -
пуха колибри ком горло забил.
Чуть дыша,
она извлекла пушинок шум
из трахеи острием нефритового ножа.
А потом, под лопатки вогнав,
чтоб не мучился милый долго,
О, племя инну-анончей!
(Дальше так и не смогла прочитать, с угла отломился кусочек)
Пернатый Змей, дай ума восстановить конец этой печальной истории,
от которой слезы на глазах...
Дрожь земли.
Что делать с собой?
Руки, и плечи, и бедра обнимали в бреду мою любовь.
Я героиня. Он герой. Он погибает. Я лечу следом в бешеный водопад.
Какая прекрасная смерть!
Да. Так. Вместе умрем, Храбрый Лис!
Крученая Губа не расплетет ураган объятий.
Силы четырех стихий не разнимут сплетенных сердец.
Кровь струится, слилась воедино в мощный поток.
Он низвергается водопадом Инуагуру,
никто не сможет его остановить.
О, племя инну-анончей, внемлите истории этой,
от которой слезы на глазах.
Это была уже моя история. Я сумела втиснуть между стертыми знаками несколько своих, так, что самый зоркий глаз не отличил бы их от сотен других.
Моя любовь достойна красоваться на страницах древнего повествования. Мои чувства ничем не отличались от чувств богов, а слез они выжали столько, что внизу под гнездом синепера расцвели орхидеи.
История каждой любви - кирпичик громадного храма. Раствор замешан на крови. И горе, если обрушится прекрасный храм. Несчастная жертва не успеет выползти из-под обломков. Осколки разбитых сердец острее алмазов.
- Под верхним слоем знаков и рисунков скрыт глубинный слой, - поведала мать.- Он виден лишь под углом. Наклони страницу так, чтоб свет скользил, как закат по каньону, и ты увидишь чудо: появится иной текст. Под сказками о царстве зверей и птиц ты сможешь прочитать мифы других племен, благородных, живших так давно, что о них позабыли недавние боги. Знаки написаны на другом языке.
- Как хочется прочитать эту книгу!
- Чуть позже, когда сможешь заглянуть в мои глаза, не приподнимаясь на цыпочки, я научу тебя читать остальные знаки. Вырастешь - узнаешь, как шлифовать хрустальные черепа, научишься превращать воду в вечный камень, летать по небу, опускаться на дно океана и босиком плясать на углях. И это не все. Множество знаний записано в древних книгах. Ты окунешься в великую тайну, как в безбрежное море.
- И какая она, главная тайна богов?
- Эта тайна о том, что до богов были боги. И до них были боги. И так до бесконечности.
- Значит, начало истории людей бесконечно?
- История людей начинается там, где заканчивается история богов.
- Но боги уходят, боги приходят. Возвращаются те, кто ушел, приходят мертвые. Это страшно, что к нам придут мертвые божества.
- Не придут, а подождут, пока мы сами к ним вернемся. Боги живут медленной умной красивой жизнью, а человек ходит по краю судеб, украдкой подглядывая за окаменевшими фрагментами.
- Как такое возможно?
- Как в нашем лесу. Идешь сначала к кривому кактусу с розовым цветком, а дальше на пути тебе обязательно встретится гнилой пень, потом платан, увитый хоботками орхидей и трехглавый термитник. Думаешь: дальше увидишь неизвестные места, но вдруг замечаешь, что впереди снова кактус, и пень, платан, и тот же самый термитник.
- Мы ходим по кругу, потому что он наша судьба?
- Погляди: ползет муравей. Понаблюдай за ним. Видишь, он увидел наши громадные ноги и, бросив хвоинку, побежал поведать племени о том, что встретил богов. И сородичи ему поверят.
- Да! - воскликнула невесть откуда взявшаяся Маленькая Лилия, успевшая взобраться к матери на колени. - Поверят. Дары притащат. И смертников приведут. И сердца им вырвут.
- Милая, ты правильно поняла, - мать погладила девочку по растрепанным волосам.
- А дальше?
- Придут остальные муравьи поклониться богам. А нас не застанут. Не успеют.
- Мы уйдем собирать гевейю!
- Да... Мы же не знаем, что у муравьев состоится Курандеро в нашу честь. А муравьи завопят, что боги сдохли, исчезли навсегда, но будут долго вспоминать, кого растоптали наши священные ступни.
- И еще маленький народ будет рассказывать личинкам, что боги улетели на небо.
- А в следующем году родятся другие муравьи, потому что век насекомых очень краток, - продолжила мать, расчесывая непослушные волосы Лилии. - Вот почему никто не может встретиться с богами. Я не встречусь с богами, ты не встретишься, а чей-то правнук придет однажды к храму Уснувших Надежд, и его раздавят гигантские ступни.
- Боги придавят его, как я этого муравьишку! - воскликнула Маленькая Лилия, втерев черное пятнышко в пол.
- Зря, - сказала мать. - Теперь ты не станешь муравьиной богиней. Никто не расскажет потомкам о Маленькой Лилии.
- Я сделаю так, что меня запомнят на всю жизнь, - сказала Маленькая Лилия, убегая из дома.
- Она явно что-то задумала, - широко зевнула мать, взбивая подушки над головой.- Присмотри за проказницей, пока я вздремну.
Я вышла из дома. Вдали у леса мелькнули пятки Маленькой Лилии и ее вечного обожателя Кудрявого Кролика.
Присмотреть за непоседой? Семилетней девочке не нужна нянька. Она ловко гоняет мяч с мальчишками, а глиняных кукол, которых получает от отца, безжалостно втаптывает в грязь, требуя пояс невинности.
"Рано, дорогая, сковывать детские косточки поясом невинности, - ответил на ее просьбу отец. - Как только набухшие сосцы пронзит первая боль, не замедлю с подарком, а сейчас беги и не путайся под ногами".
За Маленькой Лилией присматривать не обязательно. Возле нее всегда крутится Кудрявый Кролик. Тот самый, о котором наврала Крученая Губа. Мальчишка, который мне ростом под ухо! Которому всего двенадцать! Это мне его присмотрели в женихи? От хохота у Пернатого Змея сделается заворот кишок.
