Она перевернулась на другой бочок, чтобы не видеть крепкой спины и бритого затылка незнакомца. Прислушалась к себе. Сердце щемило по-прежнему. И связано это было с какими-то вчерашними обстоятельствами, вспоминать о которых не хотелось.
Хотя почему бы? Юника вроде бы вела себя вполне прилично. Сначала поехали с ребятами в «Самолёт» — покатать шары в боулинге. Немножко посидели в баре — скромненько, без гусарства. Потом ей захотелось суши, и все пошли есть суши. Потом ей стало скучно, и она решила, что для полного «жизнь удалась» ей сегодня не хватает чуть-чуть шоппинга. Потом… потом… кто ж ей звонил-то? Вроде бы какой-то Олег. Хрен его знает, что за Олег. Но тогда она его узнала, и они пошли тусоваться в «Огород». Там было много левого народа, а у Олега была карточка в совсем новое место, из таких элитных, которые в «Не спать» рекламу не размещают… Пили абсент и ещё чего-то. Кажется, это там танцевал гибкий белозубый мальчик в жёлтом тюрбане, весь покрытый узорами от кончика носа до пальцев ног. Потом, уже в «Деванагари» в чилл-ауте она пыталась приставать к некоей блондинке, целовала ей ноги и жаловалась на жизнь, на уродских мужиков, на всё прочее, что понятно только женщинам. Блондинку увели, а она осталась одна. Одинокая и несчастная. В таком состоянии обычно и попадаешь в чужие квартиры с незнакомыми мужиками.
Осторожно перебравшись через сладко похрюкивающую тушку, она выбралась из койки. Быстро нашла ванную комнату, где учинила себе краткое обследование. Та-ак, судя по всему, имел место бурный секс без презерватива. Плохо. На левой груди засос. Очень плохо. Синяки на ногах — это, кажется, от вчерашних танцев?.. Но в целом, — решила она, внимательно оглядев себя в большом зеркале, — всё путяшеньки. Можно полетать ещё немножечко.
Молодая прелесть слезла с Юны, как загар, ещё в те, дорыночные времена. Некоторое время она по этому поводу сильно комплексовала. Потом оказалось, что козлы западают не столько на рожу, сколько на фигуру и движения, а грамотное сочетание доступности со стервозностью бьёт влёт, успевай только подбирать дичь. К тому же папины успехи позволяли Юне быть финансово независимой от козлов — что не мешало ей слегонца стрясать с них положенное, буде в том возникала надобность… Да в общем всё нормалёк. Что ж ей так не по себе?
Мужик меж тем пробудился и отправился на кухню, где уже и начал чем-то стучать и куда-то что-то наливать. Юника мысленно выставила ему плюсик: чувак знает свое место, хорошо.
— Кофе сделай! — закричала она.
Стуки и бряки на кухне прекратились. Через некоторое время козёл явился самолично — показать растерянную небритую рожу.
— Извини, — начал он, — но я тебя не помню…
— Кофе сделай, — повторила Юна, злясь на обычную мужскую бестолковщину, — потом разберёшься.
— У меня кофе нет, — прогундосила рожа. — Я чай пью. Вот чай могу заварить какой хочешь.
— О ёпрст, — сказала Юника, потому что вспомнила.
Это было в пятом часу утра, в каком-то непонятном клубе, где вместо ламп на столах стояли маленькие самовары, стены были украшены старыми индийскими олеографиями с изображением Кришны-Вишны, или Вишни-Кришни, или как их там всех разом, — а вместо вешалок использовались резные деревянные лингамы. Она была уже совсем хорошая, язык заплетался, карманные деньги кончились, нужен был козёл. Козлов нашлось богато. Больше, чем хотелось бы разом. И тогда, соблазнительно раскинувшись в кожаном кресле, Юна сообщила претендентам, что хочет только чашечку крепкого чая, только не зелёного. И готова составить компанию тому, кто ей такое счастье обозначит.
Тут-то этот парень себя и показал, причём с правильной стороны. Взял на руки, легко вынес на свежий воздух, уложил на заднее сиденье тачилы (она смутно припомнила, что тачила была не новая, но шикарная) и дал газу.
Уже у дома она попыталась сбежать — больше для проформы, чем вправду. Парень её поймал очень деликатно, рук не выкручивал, вёл к подъезду, этак пританцовывая-приговаривая — «Сейчас мы придём… я тебя помою… потом будем пить чай… у меня есть Лапсанг Сушонг, тебе понравится». В тот момент она не очень понимала, о чём идёт речь, но сами эти слова — Лапсанг Сушонг — почему-то внушали ей безотчётное доверие. В конце концов она уткнулась носиком в его рукав и расслабилась.
Теперь же, в холодном свете наступающего дня, она поняла, что попалась в примитивную фрейдистскую ловушку. Ну конечно, Лапсанг Сушонг. Тот самый чай, который папа когда-то обожал — это теперь он ничего кроме «Бомбейского Сапфира» не употребляет, а раньше был трезвенником и уважал всякую безвредную травушку — не ту, которая трава, а в хорошем смысле… Потом ещё была ее работа… и снова этот чай, и с ним был связан визит к Модесту Дееву, который впоследствии оказался порядочной свиньёй, сделав её папе предъяву за мелкую услугу: он слегка поспособствовал разруливанию ситуации с кавказнёй, что наехала на папу из-за оружейных дел. Папа ей потом объяснил, что он прекрасно справился бы и сам, ничего бы ему не сделали, Модест лишь всё испортил, а уж потом повёл себя совсем плохо. И зачем она тогда припёрлась к Модесту, устроила истерику, да ещё сказала ему, что он у неё типа был первым?..
Чайку, однако, попить не мешает.
— Ты мне вчера обещал Лапсанг Сушонг, — напомнила Юника неизвестному. — Сделай.
— Лапсанг? Чай, в смысле? — парень явно растерялся. — Сейчас гляну…
Через пару минут с кухни донеслось.
— Эй, как тебя там? Ты прости, я не знаю как тебя звать.
— Зачем звать? — упёрлась Юна. — Чай неси.
— Так… нету его, — донеслось с кухни. — Кажись, выпили. Давай я тебе обычный сделаю, индийский.
Тут Юну пробило.
— Индийский, да? — заорала она. — Всю ночь меня драл, а теперь у тебя для меня чашки нормального чая не найдётся? Обещал! Лапсанг Сушонг, на хрен! Ну какой же ты урод…
— Ты… это, — в голосе парня послышались угрожающие нотки. — Прикрути фитилек-то. А то как бы…
— Пшёл ты, — отмахнулась Юна. — Или нет, лучше я сама пойду. Сиди уж.
Шубка обнаружилась в прихожей. Юна тихо оделась, вышла, захлопнула за собой дверь — и только в холле сообразила, что забыла сумочку. Возвращаться не стала: равно ничего ценного там не было, хотя за саму сумочку стало ужасно обидно.
Когда приехал лифт, дверь распахнулась. Парень, едва одетый, вылетел в холл.
— Эй! Погоди! Я чай нашёл! Этот твой! Лапсанг! Сушонг!
Юна нырнула в лифт, нажала кнопку, издевательски свела ладошки перед лицом и сказала сквозь зубы:
— Сам пей своё пойло вонючее. Л-лапсанг твою маму, суч-чонок.
5 июля 2003 года. День.
