— Эй! Погоди! Я чай нашёл! Этот твой! Лапсанг! Сушонг!
Юна нырнула в лифт, нажала кнопку, издевательски свела ладошки перед лицом и сказала сквозь зубы:
— Сам пей своё пойло вонючее. Л-лапсанг твою маму, суч-чонок.
5 июля 2003 года. День.
Модест понимал, что жить ему осталось минут десять — пятнадцать.
Его это категорически не устраивало, но выбора ситуация не оставляла. Ещё обиднее было то, что за десять минут чайная колба не успеет прогреться до ста градусов и дать жемчужный кипяток. А ему очень хотелось напоследок выпить хорошего чая.
Неделю назад он обнаружил в продаже мастертимовский Лапсанг Сушонг и на радостях купил себе огромную жестяную банку. Однако с дегустацией решил повременить, пока не установят в кабинете новейшую чайную машину с кварцевой колбой и распределённым подогревом. (Назвать это хайтечное изделие «самоваром» Деев просто не мог.) Он как раз собирался опробовать новинку, когда в соседней комнате закричала в голос секретарша, а секунд через десять с грохотом расселась пополам резная деревянная дверь.
К сожалению, разговор в первые же три минуты зашёл в тупик.
— Давайте рассмотрим наши взаимные претензии ещё раз, — Деев покосился на колбу. Вода в ней оставалась спокойной и неподвижной. — Вы хотите получить от меня некий документ, хотя я им не владею. Моя проблема в том, что…
— Ваши проблемы — вы о них и думайте, — заявил белобрысый краснорожий славянин, единственный среди набившихся в кабинет кавказцев. Деев почему-то подумал про себя, что такого количества кавказцев с автоматами он не видел уже много лет — и совершенно не соскучился по этому зрелищу.
— Нам нужен список владельцев Сити. Не липовый реестр, не юрлица. Настоящий список.
— Итак, моя проблема, — нажал голосом Модест, — в том, что, если я не предоставлю вам интересующий вас документ, вы меня пристрелите. Ничего другого вы сделать со мной просто не успеете, не говоря уже о том, что у меня ещё есть некое пространство для манёвра… Но, в конце концов, пуля — это чистая и по существу лёгкая смерть. Зато если я вам означенный список предоставлю, то, скорее всего, проживу подольше — на пару часов или на пару дней. Но в таком случае меня, скорее всего, задушат. Платочком. Знаете, как у них это принято? И они это будут делать куда медленнее, чем вы, и перед этим познакомят меня ещё со всякими пыточными штучками. Теперь вы осознаёте всю сложность моего положения?
— Отдай нам список. Потом хоть застрелись, хоть вешайся, — вполне серьёзно сказал славянин.
— Э, нет, — не согласился Модест. — Мои работодатели — не ангелы. Но они, по крайней мере, не врывались в мой кабинет, чтобы убить меня. Поэтому предоставление вам документов было бы не просто глупым, но и крайне подлым поступком. Боюсь, мне нечего вам предложить.
Он опять скосил взгляд на чайную машину. До стадии жемчужного кипятка осталось совсем чуть-чуть.
— Кипяток? — поинтересовался бандит и тут же сделал характерный жест.
— Ну да, вы можете обварить меня, — заметил Деев, — это, наверное, очень больно. Но таким способом вы выиграете в лучшем случае пару минут. Пару минут я перетерплю. Если учесть, что речь идёт о земельной собственности в центре столицы, на набережной, размерами примерно в тысячу гектар, с планируемой общей площадью зданий около трёх миллионов квадратных метров, то…
— Хватит болтать, — прорычал русский и протянул руку к колбе. Ухватил её за горлышко. Матюгнувшись, отдёрнул лапу.
— Позвольте всё-таки мне выпить чашку чая, — попросил Модест. — Я очень хотел это сделать.
Его предполагаемый убийца механически кивнул. Модест, радуясь маленькой удаче, поставил чашку под выходное отверстие и нажал на кнопку «strong tea». Кипяток с хлюпаньем потек сквозь заварочную ёмкость. Чайная машина вздрогнула и застыла, ожидая, пока таймер даст сигнал к наполнению.
В этот момент на столе Деева затрещал телефон.
— Возьми трубку, — повёл стволом автомата белобрысый.
Модест трубку взял.
— Деев слушает, — автоматически сказал он. Потом недоумённо поднял брови и протянул трубку: — Это, кажется, вас.
Бандит молча указал большим пальцем на Модеста. Наполняющие комнату кавказцы хищно заулыбались.
Разговор продолжался недолго. Когда славянин положил трубку, глаза у него были белые от бешенства.
— Вам очень повезло, — проговорил он, скрипя зубами. — Ваши хозяева нашли способ убедить нас в том, что… Короче, они нашли аргументы.
Чайная машина фыркнула паром и из кварцевой трубки полился чай.
— Чем воняет? Сапогами? — принюхался белобрысый.
— Это такой специальный чай. Лапсанг Сушонг, — очень вежливо объяснил Модест. — у него своеобразный запах и вкус, но мне нравится.
— Как он называется? Ещё раз?
— Лап-санг Су-шонг, — повторил по складам хозяин кабинета.
— Во как, — бандит осторожно снял чашку с чаем с дырчатого поддона. — Сахар в него кладут?
— Нет, — сказал Деев.
— Очень хорошо, что нет. — Белобрысый молниеносным движением выплеснул кипяток в лицо Модеста.
Деев не закричал.
— Надеюсь, в следующий раз у меня будет время слупить кожу с твоего рыла. До скорого свидания. Пейте свой вкусный чаёк. Лапь-сан, — бандит сплюнул он на пол. — Ссу-шёнг.
16 февраля 2004 года. Середина дня.
Маскировка была простейшей: чёрный чулок на голову с дырками для глаз и рта. Фигуру замаскировать было сложнее, поэтому все щеголяли в бесформенных серых балахонах, колыхавшихся при ходьбе. Тер был единственным, кому балахона не выдали. Чулка на голове у него не было тоже.
— Ликвидация Деда бессмысленна и не нужна, — наставал низенький человек с голосом простуженной жабы. Сквозь чулок были видны седые усы. Тер-Григорян догадывался, кто это мог быть, но благоразумно держал свои догадки при себе.
— Так или иначе, Дед сейчас является символом, — ораторствовал другой, повыше. — И гарантом жизнеспособности системы. Он не принимает решений, но без него никакие решения не принимаются.
— Вот именно. Если его не станет, решения будут приниматься те же самые, но быстрее. Мы хотим этого или мы хотим чего-то другого? — вмешался третий. Его узкий вытянутый череп чулок обтягивал, как перчатка обтягивает кулак. — Мы и так потеряли темп.
— То есть вы настаиваете на Старике в качестве основной мишени? Вы уверены, что это как-то повлияет на избранный курс? — это был жабоголосый.
— Мы слишком полагались на то, что Старик не жилец. — Голос был молодой, женский, так что Аристакес невольно напрягся.
