— Пленные?
— Нет. Дорвались ребята. Одного только вытащили из-под верблюда — ему повезло, был без оружия.
— Веди сюда.
— Эй, парни, того плюгавого в черном волоките сюда!
Приволокли. Увидев происшедшее с отрядом, он впал в какое-то странное состояние, в котором весь мир казался нереальным. Когда его волокли, он не сопротивлялся — смотрел и не видел, как за его голыми пятками оставались борозды на песке, и даже не вздрагивал, когда ноги натыкались на острые камни.
— Приволокли, — отпустили руки Луса двое потных парней, предварительно развернув лазутчика лицом к Учителю и Улуку. И не поддерживаемый более, он повадился перед ними. Но здесь он вышел из транса и сообразил, что уж коли его в горячке не прирезали за компанию с любезными сердцу храмовыми стражами, то теперь с ним будут говорить. И от того, как он будет отвечать, зависит, вздернут его или нет.
— Великий Учитель, — начал он, не поднимаясь из пыли и следя по-собачьи за лицом Иса — он уже оправился от испуга, и весь вид его выражал преданность и покорность. Однако ноги целовать не лез — соображения у него хватало.
— Довольно, Лус, садись и расскажи, с чем пожаловал. Только не говори, что ты здесь случайно или на увеселительной прогулке. Садись, садись, мы тоже присядем, — добавил он, выбирая камень поудобнее. Рядом устроился Улук.
— Ты его знаешь? — удивился тот.
— Как же, я ему руку лечил, которую сломали ему за доносы. Тогда, на базаре, свернули бы ему и шею, не окажись я там. Ну, продолжай, — вновь повернулся он к присевшему на корточки в пыль Лусу — пересесть ближе в тень тот не решился.
— Истинно так, как говоришь ты. Доброе семя дает добрый колос. И не в бесплодную землю упали слова твои, — тон его был подобострастным, он словно что-то разглядывал внутри себя. И взгляд его уже не был собачьим, ожидающим милости от Иса. — Истинно так, — снова повторил он, собираясь с мыслями, — не на прогулке я был, Учитель. А сам верховный жрец и нечестивец-наместник послали меня найти тебя, все высмотреть и донести: где ты, сколько у тебя силы и как лучше тебя взять.
— На сук его! — крикнул Нави и, шагнув вперед, оказался рядом с лазутчиком.
Ис поднял руку, успокаивая телохранителя:
— Садись, возьми лист и веди протокол. И в этом порядок нужен.
Лус даже не повернул головы — теперь он знал, так просто его не повесят.
— Продолжай, Лус, нам помешали.
— Это все, что мне поручили.
— Но я же тебя знаю!
— Я мог прозреть, Учитель. Представь — твои семена дали добрые всходы.
— Что же, ты хочешь сказать…
— Нет, нет, Учитель, еще нет, — вдруг заторопился Лус, понимая шаткость своей позиции, — но я бы мог быть полезным.
— Чем?
— Может быть, мы поговорим наедине? — начал наглеть Лус.
— Улук и Нави знают все, что и я.
— Если я передам верховному жрецу, что сила твоя велика и…
— Ты намекаешь на союз против Империи? Сначала — вместе против них, а потом — разберемся с домашними делами? У тебя что, такое поручение, или это вольная импровизация для спасения шкуры?
— Нет у меня такого поручения, никто не знал, как силен ты. Но когда узнают… Жрецы тоже недовольны Империей! — говоря так, Лус почти верил сказанному.
— Они тебя продадут при первом же случае!
— Спокойно, Нави, это я знаю. И не религиозная распря у нас.
— Правда твоя, Учитель. Верховный жрец, лишившись права казнить и миловать, лишится и доходов — осмелевшие инакомыслящие денег в храм не понесут. И в этом ты прав, — опять вступил в разговор Нави.
В речи Луса появилось достоинство, словно он и впрямь кого-то представлял
— Я о другом. Увидев, что ты карающий меч в деснице Божьей, не воспримет ли и тебя верховный жрец как пророка или даже — сына Божия? И поклонится он тебе. А ты станешь во главе. Не союзником — господином. И твои сторонники, — добавил он, покосившись на Улука и Нави. — Ив храме ничего не надо менять. И все будут равны, как учишь ты, перед тобой. А там, на небесах, ты воздашь всем за земные муки.
— Да ты подкованный богослов, Лус. И великолепный провокатор!
— Истинно так, — вздохнул лазутчик, не поняв последнего слова. И поковырял землю большим пальцем правой ноги. Вид его был смиренным.
— Вот что, любезный, о духовном равенстве и догмате о бессмертии души мы с тобой поговорим как-нибудь в другой раз…
— Теперь — вздернем? — заканчивая запись, деловито осведомился Нави.
— Нет, теперь мы его отпустим — дайте ему верблюда, воды и на двое суток еды!
И встал, считая разговор исчерпанным.
— Зачем ты его отпустил? — спросил Нави, когда Лус был уже далеко.
— А за что было вешать? Мы взяли его не в нашем лагере, без оружия. И он не запирался. Держать в плену? Мало у нас забот! Смотри, что получается теперь — еще не доложив начальству, он принесет в город весть о разгроме отряда. И значит, о нашем могуществе. При этом преувеличит. А кроме того, это не исключено, он задумается. Лус вовсе не глуп.
— Учитель прав. И пора возвращаться, — сказал Куг, вглядываясь в строящихся воинов.
— Теперь жди имперских солдат, — бросил Улук, когда он и Учитель, сопровождаемые неизменным десятком Нави, закачались на копьях впереди строя.
— Только Не здесь — южный проход камнями не завалишь, там широко.
— Тогда у нас не меньше недели.
К воротам Священного города Лус добрался на третьи сутки. Его узнали и беспрепятственно пропустили. Теперь вместе с храмовыми стражами несли караул имперские солдаты. И его провели к наместнику. Из резиденции он ушел поздно…
— Странно, жрец, эта собака — Ис — отпустил Луса, — заложив руки за спину, говорил Липпин, прохаживаясь по сумрачной комнате — оплывающие свечи стояли лишь по углам.
— Ничего странного, Ис не любит крови, может — брезгает. К тому же Лус был безоружным. И Ис его когда-то лечил.
— Может быть, может быть… — убрал руки из-за спины и задумчиво завертел короткими пальцами Липпин. — А не перекупил ли противник нашего агента?
— Лус — верный пес храма!
— Верность покупается золотом, тебе ли этого не знать?
— А что бы он мог ему посулить?
— Тут ты прав. У нас сила и деньги. На голых идеях твоего лазутчика не проведешь.
— Значит, сообщенное им заслуживает внимания, наместник!
— Разумеется, хотя бы потому, что несметная сила, возникшая в глазах уцелевших храмовых стражей, превратилась в три сотни пехоты. И я не склонен преуменьшать — по моим данным, их должно быть около пятисот!
— Странно, наместник, — прошуршав тяжелыми одеждами и огладив длинную, с проседью, бороду, жрец подошел к столу, где уже стоял, опершись ладонями на плотную скатерть, Липпин, — странно, откуда щиты и панцири? И столько мечей — неужели подручные Гефа так постарались?
