— Нет богов, Геф, но есть другие миры, И как деревянные корабли пересекают земные моря, так и огненные корабли, опираясь на человеческий разум, пересекают межзвездные бездны.
— Где твоя звезда, Ис?
— Ее нет в этом пространстве. Да и опора на огненную струю — это так, поэтический образ. Ее не хватит для прыжка через такие бездны. Лишь при посадке и взлете корабль идет на струе. А дальше… Тебе этого не понять.
— Пока?
— Пожалуй, пока. Острый у тебя ум, Геф.
— Мы — кузнецы!
— И дух наш молод, — закончил неожиданно Ис, — вспомнилась старая песня.
— О кузнецах?
— О рождении нового мира.
— И там приходилось драться?
— Не мне. Там начинали другие. Но в чем-то и мы были первыми!
— А здесь первые — мы.
— Я с вами. Первым всегда трудно. И не только в бою. Есть дикость и косность. А самое страшное, это когда сначала — себе, другим — потом. А надо наоборот.
— Себя, значит, в жертву?
— Жертвы, Геф, жрецы выдумали. Просто — жизнь людей должна быть твоей жизнью.
— Понятно. Но почему столько веков люди не могут этого понять, может быть, природа человеческая несовершенна? Может быть, слава и благополучие немногих — дань их уму и таланту? Может быть, ими движется история?
Они говорили, не завершая фраз, словно рассуждая с собой, продолжая в мыслях слова и в словах — мысли.
— И что бы ты выбрал? Но в одном ты прав — сознание зависит от бытия. И не природа человеческая несовершенна — несовершенен мир. Но в силах человеческих его изменить. Я не все знаю, я только навигатор — кормчий по-вашему.
— Ты бы мог создать новую эру… Скажи, в огненном столбе ты был один?
— Нас было двенадцать. И мы случайно оказались здесь — требовался ремонт, — Ис говорил, подбирая слова, стараясь быть понятным Гефу. — тогда-то и появились мастерские, ограда. Нужен был металл и… многое другое. Мы работали так год.
— И не объявились людям?
— Мы работали по двенадцать часов в сутки — сначала нужно было восстановить корабль. Исследовать планету решили потом.
— И убили столько времени на рытье подземелья? Зачем?!
— Мы выбирали руду и использовали пустое пространство. И расплавленная порода становилась стенами. У нас было, чем это делать. Не это держало нас. Держал монтаж. И мы не знали, что здесь есть люди — вокруг не было и следа человека.
— Где же остальные? И — корабль?
— Через год можно было стартовать. Корабль не был абсолютно надежным, но большего сделать было нельзя.
Ис смолк, уйдя в далекий и непонятный мир, заново переживая минувшее.
— В последний день я пошел к озеру, но не успел дойти до воды, как за спиной встало бесшумное пламя. Меня сбило с ног. Когда я поднялся — сзади были только оплавленные стены.
Ис опять помолчал.
— Потом я перевалил через хребет, пошел вдоль каменной стены. Нашел ту, первую, пещеру. Оттуда увидел людей и верблюдов. Зарыл в пещере все лишнее. И упал на песок.
— Вот оно как, — задумчиво проговорил Геф и положил руку на плечо Иса. Быстро надвигалась тьма. Только на противоположной стороне долины еще светились зубцы гор, да два одиноких облачка, как сгустки света, стояли высоко в пустынном небе.
Ис провел рукой по лицу, словно снял паутину:
— Реально сейчас — наступающая ночь да дымные факелы на границе бронзового и железного веков. И я — голый человек на голой земле — выдал Ис полузабытую Цитату. Впрочем, он не думал, что это — цитата.
— Ну не очень-то голый! — рявкнул, услышав последние слова, подошедший Ртеп.
Они вошли в крепость. У входа в шатер стоял воткнутый в песок факел, горящие капли нефти падали с него. Ветра не было, и пламя лишь чуть покачивалось в синем воздухе ранней ночи, да мерно ходил, поблескивая обнаженным мечом, часовой.
Прошло три месяца, но стан бунтовщиков и отступников, как их именовал верховный жрец, не был обнаружен. Никто не выходил из долины, никто не входил в нее, чтобы не привести на хвосте лазутчиков. Только разведчики издали наблюдали храмовых стражей, кружащих по пескам каменной стены. Заходили они и в предгорья, но далеко не углублялись, боясь потерять лошадей, верблюдов и головы. Наконец наместнику надоела эта пляска у каменного барьера, и он пообещал денежную премию за сведения о бунтовщиках и плети — за отсутствие сведений.
На десятый день после этого новый отряд — двести конных храмовых стражей и сто верблюдов с припасами — подошел к широкому устью. Но лишь четвертое ущелье привело их к перевалу., за которым лежала долина. И было это через три с половиной месяца после прихода туда Иса.
Последователи не теряли времени даром — между наружной и внутренней стенами кольца проложили перекрытия, образовав по всему периметру их два этажа с окнами, выходящими внутрь крепостного двора. Верхняя боевая площадка, служившая крышей этому жилью, снаружи ограничивалась парапетом, в котором через каждые три шага были сделаны амбразуры. На углах стен возвышалось шесть башен — еще два этажа над верхней площадкой. И амбразуры в них глядели не только вперед, но и в стороны. Об отделке пока не думали, а полы застлали сухой травой и ветвями. Очаги были сложены во дворе под навесами. Все вошли в кольцо, закрыв за собою стальные ворота. За стенами остались только конная сотня и патрули на перевалах.
Верхний этаж северной башни занял Учитель — оттуда хорошо просматривалась дорога, идущая на перевал. На верхних площадках башен установили баллисты, на стенах у амбразур — самострелы.
Гонец с перевала прискакал утром. Не доезжая шагов двадцати до стены — по крутому склону кольцевого вала конь подниматься не желал, — он крикнул караульному на башне:
— Двести конных храмовых стражей, вооружены по-имперски! До перевала по тропе им подниматься четыре часа!
— Скачи назад. Наблюдайте. Себя не обнаруживайте. На перевале, если мы не успеем, сколько возможно — задержать! — крикнул гонцу в амбразуру слышавший все Ис Он скатился вниз по внутренним лестницам башни и вылетел к воротам:
— Открыть ворота!
Сначала внутренние, а потом наружные створки поползли в стороны.
— Улук, коня!
Улук был уже на коне и в доспехах, когда втиснутому в панцирь Ису подвели смирную лошадь и подали щит.
— Конная сотня уже выступила — будет на перевале через час. Три пеших сотни выступают — будут там через три часа. У нас — час запаса, — отсалютовав, доложил Улук.
— Не много ли против двухсот храмовых стражей?
— Не много. Людям нужно обрести уверенность, лучше победы ничто в этом не поможет. Потом, я не знаю, не идут ли за этой разведкой имперские солдаты. Это маловероятно, но не исключено. А это — разведка.
