— Ну, ему от этого парня польза была какая-то.
— Ну, вот… А парень сильно хотел от друга избавиться… И это… Вай-фай ему отключил. Или я не знаю там, что… Короче, убил его…
Лунный Луч вздрагивает.
— Это же… криминал голимый… это в полицию надо.
— Да уже заявили, парня, правда, на свободе оставили, но следствие уже возбудили.
Лунный Луч кивает, ишь ты какие мы слова умные знаем… И всё-таки не по себе, очень не по себе, это что же делается, первый раз такое, чтобы один друг другого… вот так… убил… а если мы людей так же будем… убивать… нет, мы людей так же не будем, у нас-то с этим строго, если человек твой погибнет, самому тебе тоже долго не жить.
В зал входит парень. Сидящие за столиками ничего не говорят, только многозначительно переглядываются — тот самый.
Димка и сам чувствует на себе взгляды, отворачивается, а я что, а я ничего, а он сам, кто вообще сказал, что это я его… Поправляет пиджак, специально вышел в трауре, показать, что ему тоже очень жаль…
Заказывает завтрак. Садится так, чтобы не видеть сверлящие взгляды — на этот раз до других постояльцев дошла очередь прожигать взглядами в Димке дыры…
Инга что-то оживленно верещит, Лунный Луч кивает, делает вид, что слушает. Смотрит на Димку, что-то не нравится ему в Димке, что-то, что-то…
Парень за столиком вздрагивает, падает на пол, извивается в конвульсиях. Люди — живые, материальные — мечутся вокруг, орут что-то про скорую и валидол. Димка растворяется в воздухе. Медленно, но верно. Раз, два, три, вот уже просвечивает скелет, пульсируют сосуды, одежда мягко оседает на ковёр, какое-то время ещё мелькает мозжечок, вот уже никого нет…
Инга визжит. Протяжно, жалобно. Лунный Луч обнимает её, бормочет какие-то слова утешения.
— Это… это как это так?
— Так вот… если один друг умер… другому не жить, — говорит Лунный Луч.
Инга не понимает:
— Так это… слушай, ну, извини, конечно… Но это же мы вас придумали! Это же вы исчезаете, когда мы про вас забыва…
Инга буквально напарывается на взгляд Лунного Луча — насмешливый, холодный, пристальный…
— Правда? Я думал, наоборот.
Инга внезапно вскакивает и выбегает из зала — в улицу, в ночь, кажется, напугал её чем-то Лунный Луч… вот, блин… без году неделю в мире людей, а уже всё испортил!..
Лунный Луч бросается за Ингой, хочет позвать, понимает, что забыл её имя…
Отчаянный сигнал! Визг тормозов!..
Лунный Луч высматривает что-то в темноте ночи, это бывает, Челси ему что-то рассказывал, люди ездят на домах на колёсах, иногда дом на колёсах сбивает пешего человека, человек был, и вдруг перестаёт быть…
Как-то так…
Лунный Луч приближается посмотреть, ему интересно увидеть, как это, когда были — и вдруг перестают быть… смотрит на распростёртое на асфальте тело, узнаёт…
Проклятье…
— Мои соболезнования…
Лунный Луч оборачивается. За ним стоит Крадущийся В Сумерках, он видел, что случилось, он всем своим видом показывает, что ему очень-очень жаль.
— Можешь найти себе другого человека, — не унимается Крадущийся. — Пойдём, с девчонкой одной сведу.
— Не надо.
Лунный Луч наклоняется над сбитой.
— Что делаешь, погибнешь!
— Уйди. Не мешай. Дай подумать… подумать…
Лунный Луч думает. Лунный Луч не верит… чёрт возьми, должно же получиться…
Инга поднимается с асфальта. Отряхивается, кусает губы от боли, набрасывается на водителя грузовика: ты смотри, куда прёшь, по людям, блин, как по асфальту!.. Наконец, спохватывается, смотрит на Лунного Луча.
— Крепко он меня сбил.
— Насмерть.
— Да ну. Как же… Я же…
— А я тебя обратно выдумал. Придумал, что ты живая.
— Номер на двоих? — спрашивает тётенька за стойкой.
— Нас же двое, — кивает парень, показывает на свою спутницу.
— Откуда я знаю! С вами, может, ещё человек двадцать.
Посмеиваются. Тётенька за стойкой разглядывает пару, парня и девушку, пытается понять, кто из них из этого мира, кто не из этого, кто настоящий, кто вымышленный. Оба какие-то полуреальные-полупризрачные, ни туда, ни сюда.
— Какие-то пожелания к номеру?
— Вай-фай. Ну, и чтобы тепло было, мы тепло любим.
Тётенька за стойкой не выдерживает.
— А… вы… простите… кто?
— Ну, папа у нас человек был, а мама кибер.
— А что, так бывает, что ли?
— Всяк бывает, — парень разводит руками, а что тут такого…
— Сеньор Карамболь, сегодня мы хотим поговорить о новом уникальном феномене размножения…
Михаил Деревянко[7]
Путёвка
Доктор всё больше хмурился и повторял одно и то же междометие: «М-да».
— Что «м-да»? — в конце концов не выдержал Бойк.
— Ваше дело дрянь, голубчик.
— Я понимаю, что до идеальной формы мне далеко, но нельзя ли поконкретнее?
— Пожалуйста: организм изношен, нервы ни к черту, мозги набекрень. Продолжать?
— Не надо. Лучше скажите, что делать.
— Полная релаксация.
— Какая релаксация!? Я же не покончил с Дреем!
— Голубчик, вы сейчас не то что с Дреем — с мухой не сможете покончить.
— Но я даже не спас Илону!
— Если вы не спасёте своё здоровье, то ни вы не будете нужны Илоне, ни она вам.
— Нет, без Илоны мне не нужен никакой отдых, — твёрдо заявил Бойк.
Доктор оторвал взгляд от анкеты и неожиданно подмигнул:
— Скажу по секрету: Илона уже там.
— Точно?
— Не сомневайтесь.
— Так что вы там говорили про релаксацию?
Доктор самодовольно хмыкнул:
— Давно бы так, голубчик. Сейчас оформим путёвочку.
Он достал чистый бланк:
— Итак, начнём. Что с именем?
— А что, и с именем что-то не так?
— С именем всё в порядке, а вот с мозгами не очень, — хмыкнул доктор и пояснил: — Имя будем менять?
— Зачем? Что в нём плохого?
— Ничего, но на отдыхе у вас будет совсем другой вид, иная внешность.
— Вам что, не нравится мой вид и моя внешность?
— Вид у вас глупый и уставший, а внешность примитивная и ужасная. Для полноценного отдыха совершенно не годится.
Бойк покосился на своё обезображенное шрамами тело.
— Так и быть, внешность меняйте, но имя не троньте.
— Оно совершенно не будет подходить новому облику.
— Тогда давайте вначале определимся с обликом, а потом с именем.
— Нет, сначала имя.
— Почему?
— Потому что вначале было слово, — терпеливо разъяснил доктор.
— И как же мы его подберём?
— Назовите первое пришедшее на ум имя.
