— Ну, считайте, что я попал, если не в десятку, то в девятку, — сказал Митя гордо, — семь тысяч — это, если память мне не изменяет, 1492 год. Плюс 213 — и получаем 1705 год, самое начало восемнадцатого века!
— Все это прекрасно, — озабоченно сказала Вершинина, — однако нам почти ничего не дает, а ведь нам нужно срочно двигаться к лагерю. Там человек со сломанной ногой; конечно, он негодяй и ворюга, но его же надо везти в Слободу, в медпункт!
Инга была права, и нам стало неловко, что мы увлеклись детективным моментом и забыли о реальной обстановке. Хотя, конечно, мы находились рядом со скитом, а документ, который изучали, мог открыть тайну, ради которой добирались сюда за две тысячи километров.
— Честно говоря, этот бич, — невнятно буркнул Дмитрий, — как ни верти, поставил нас всех на грань катастрофы. Гуманизм гуманизмом, но попадись он нам не со сломанной ногой…
— Не горячись, Дима, — Андрей сложил грамоту и захлопнул Библию, — в любом случае право наказывать имеет суд, и только суд. Давайте-ка двигаться.
Я тоже решил высказаться.
— Пошли так пошли. А ну как в Библии при внимательном осмотре действительно найдется ключ к тайне идола?
— Паче чаяния в скит ведь нам дорога не заказана. Лично мне этот типус не нравится, но решение может быть только одно: как можно скорее передать пострадавшего медикам.
ЗАПИСЬ 3
После обеда я примостился у валуна, чтобы сделать очередную запись.
Кислый, лежавший тут же на боку, вытянув обезображенную кустарными шинами ногу, вдруг громко и, как мне показалось, притворно застонал.
— О-ой, жгет, проклятая! Помогите! Вот зуб даю, нет мочи терпеть! Дайте хоть стограммулькой забалдиться, налейте, не будьте жлобами. Ведь есть же!
У нас в НЗ, я знал, была плоская жестяная банка с чистейшим медицинским спиртом. Андрей молча достал ее и наполнил на треть кружку.
— Воды добавить?
— Чего сырость в желудке разводить! Глоток дашь запить — и квиты.
Выпив, Кислый заметно развеселился. Открыто разглядывая Ингу, он даже начал напевать:
Там, далеко, на Севере дале-о-оком,
Не помню я, в каких-то лагерях,
Я был влюблен, влюбле-он я был жестоко…
— Брось, — хмуро оборвал его Андрей, — скажи лучше, где у тебя оружие?
— Нет у меня никакого оружия. Ты видел? Нет! И не было.
— Не дури. Из чего стрелял там, в ольшанике?
— А-а, в ольшанике? Из сучка стрелял, пиф-паф! Эх, душа горит по гитаре!
Я в далеком северном краю
На таежной узенькой речонке
Повстречал тогда судьбу свою,
Повстречал красавицу-девчонку.
Во, — поднял он вверх большой палец, — слова мои, музыка народная.
— Тебе бы, Волентин, моссовиком-зотейником служить, — басовито сказал подошедший Сергеев, — талант губишь.
— Ну! А я и был! Завклубом даже был! — живо откликнулся Кислый. — Раз пришел к начальнику, говорю, нужны деньги на оркестр, другой раз, а он: «Знаешь, где у меня твой клуб сидит? Одни убытки!» Тогда я сказал, мол, устройте в клубе инкубатор — будет доход, и сделал ручкой.
— Кончай треп, сейчас понесем тебя в лодку, там ребята лапника натаскали, и едем, пока светло.
— Весьма благородно! Ты, начальник, не смотри на меня так, я тебе точно сказал: пушку я давно сплавил. Хочешь — обыщи! Что я, больной? Пушка — буль-буль.
Потянулись на берег грузиться. Теперь в нашем распоряжении были три лодки, целая флотилия.
Указывая на легонький, радующий глаз изящными обводами двухместный катер, старик Сергеев, не удержавшись, погрозил Кислому:
— Пашка летошний год сколь провозился, из стеклоткани выклеивал, а ты, бандит, украл. Руки бы тебе обломать, чтоб не зудели.
— А вот и нет, папаша! Это не кража, законы надо уважать! Вы докажите, что я хотел лодку присвоить. Кислый на кодексе зубы съел. Брал покататься, — засмеялся он, — и точка. Хотел вернуть в целости и сохранности. Во — зуб даю!
Сергеев вопросительно посмотрел на Андрея. Тот пожал плечами.
— Так можно украсть пальто, а попавшись, сказать, что хотел поносить и вернуть.
— Пальто нельзя, граждане. За это, — Кислый перекрестил пальцы, — небо в мелкую клетку, а машину или лодку — пожалуйста! Законы надо знать!
…Поскольку уровень воды в Вилюге упал, было принято решение максимально облегчить сергеевскую фелюгу. В ней разместились Яковенко с Ингой. Быстроходный катер с осадкой, позволявшей не бояться мелководья, доверили нам с Митяем. В голове колонны пошла «Казанка».
Дело шло к вечеру. Ветер угомонился, и управлять чутким катером на малой скорости было легко и приятно.
Я думал о том, что не так-то просто делаются открытия. Сколько тяжких хрудов, головоломных загадок, лишений, риска — и ничего, если не считать старинной книги да жалованной старцу Порфирию грамоты, из которой пока никакой информации извлечь не удалось. Чего греха таить, в глубине души я надеялся на чудо. На «а вдруг». В общем, пришел, увидел, победил! Не-ет, теперь я начал постигать, что Север умеет хранить свои тайны. Радужный туман рассеялся, но что-то более важное и прочное вошло в меня и заняло свое место. Наверное, это и есть возмужание. Или нет?
ЗАПИСЬ 4
Наша флотилия добралась до места уже ночью. Последние километры пришлось делать по капризной Вилюге на ощупь, несмотря на то, что нам добросовестно помогала луна. Пострадавшего перенесли в медпункт, откуда утренний рейсовый должен был его забрать в стационар. Не знаю почему, но расставался я с Кислым почти дружелюбно. Дважды за эти дни, нет, трижды пересекались наши дорожки, и всякий раз эти встречи отливались мне горючими слезами, но вот поди ж ты! Наверное, нельзя не сочувствовать человеку, кто бы он ни был, если ему не повезло и он оказался в беспомощном положении. К тому же Валентин, вероятно, и в самом деле не был лишен самых разнообразных талантов, многое повидал и знал. Жаль, что тратил он себя на всякую чепуху, разменивался на мелочевку. Может, еще и спохватится…
С утра пораньше мы все дружно засели за изучение нашей добычи, единственной нити, которая могла привести к золотому идолу. Искать на этот раз долго не пришлось. Прямо на обороте последней страницы книги, на ее чистой стороне, самодельной, частью осыпавшейся сажевой тушью были крупно написаны пять десятизначных чисел:
4341244211; 2221332433; 1113344243; 3425344311; 3143114155.
— Ну, это какой-то примитив, — победоносно сверкая очками, обвел нас взглядом Дима, — это мы сейчас. Семечки! Надо изучить прежде всего систему кодировки.
