Сейчас это кажется мистикой, но тогда я боялся шевельнуть пальцем, чтобы не разрушить возникшую сплавленность. Мне казалось, что это сон, и я не хотел просыпаться. Я дернул себя за мочку уха, дабы убедиться, что не сплю. Я не спал.
С этим белесовато-золотистым сияющим монослоем клеток нужно было что-то делать. Я стоял у термостата с распахнутыми, словно жаждущими обнять меня, прозрачными дверцами, держа в левой руке чашку с клетками, а правой уже шарил по поверхности стола в поисках пипетки. Идея пришла мгновенно, и я не мог отказать себе в удовольствии тут же проверить себя: ты - жив. Никакой лихорадочной спешки, никаких колебаний. Сначала нужно было приготовить бескальциевый изотонический раствор для отрыва клеток от стеклянной подложки. Баночка с динатриевой солью этилендиаминтетраацетата стояла на привычном месте, старые торсионные весы - и это меня не удивило - работали исправно. Нужно было рассчитать пропорцию, и я лихо это сделал в уме. Чтобы избежать температурного шока, жидкость необходимо было подогреть. Клетки снова были упрятаны в термостат и ждали своего часа. Теперь термостат, мне казалось, был единственным на земле живым местом! Я сказал им, что время пришло, пришла та минута! Они тоже ее дожидались. Дождались! Я снял пиджак и бросил его на кресло. Галстук болтался, как маятник, пришлось стащить и его. Теперь я точно знал, чего хотел. Чего, собственно? Конечно же, я нервничал, у меня колотилось сердце, и слезы то и дело вызревали в уголках моих глаз. Да, это было до слез трогательное предприятие - знать, что ты жив.
Этого знания было достаточно, чтобы раскричать на весь мир грядущие перемены. Наступает новая жизнь! Нет - эпоха! Эра!.. В чем, собственно, эта новизна выражается? Я не хотел даже пальцем пошевелить в поисках ответа на этот вопрос. И дятлу понятно, в чем! В том, что я могу теперь себя клонировать. Не только себя - кого угодно! Это было потрясение! Власть хромосомы была так сильна, что у меня судорогой перехватило дыхание. Да! Я чуть не умер! Мне казалось, я был бы гораздо счастливее, если бы это случилось.
Единственное, что теперь нужно было сделать - тщательнейшим образом изучить и проанализировать условия выращивания собственных клеток, чтобы отработать технологию поддержания их жизни. Но это были технические трудности, которые, я в этом ни капельки не сомневался, легко преодолевались. Это были даже не трудности, а интеллектуальная работа профессионала. Я теперь твердо знал: пришла новая эра в жизни планеты Земля! Ух ты! Это звучало чересчур громко, дерзко, выспренно, вызывающе. Но и восхитительно!
Больше всего на свете мне хотелось с кем-нибудь поделиться этим знанием, но никого не было под рукой. Некому было даже позвонить. И никто из моих, ни Шут, ни Тамара, ни Ната или Инна, не знали об этих клеточках. Юре я тоже ничего не сказал. Чтобы он занялся, наконец, своей скрипкой. А знала ли о них Аня? Жаль, ах, как жаль, что она ушла. Но я же ее просто выгнал!.. Но если бы вдруг в тот миг рядом оказалась Тина, я бы... Я бы просто... Это уж точно: ей бы пришлось...
Ее рядом не оказалось. Да и быть не могло!
Мне вдруг пришло в голову: Аза! Где она, что с ней, как поживает наш клон - Гуинплен?
Через час я уже стоял и мучил телефонную трубку, чтобы позвонить Жоре. Я его поражу! Хорошо, что в те минуты его не оказалось на месте! Длинные гудки, долетавшие из Москвы, притишили бег моих мыслей, и я медленно поплелся домой. И долго не мог уснуть.
А утром был уже у термостата.
Зачем?
- Ты ответил на свой вопрос?
- Ты не знаешь, куда я подевал свою флешку?
И если уж выискивать в этом деле, в своей жизни начало начал, по сути - точку отсчета, то все началось вот с чего. В мой сон пришел некто и стал нашептывать в уши:
- С момента появления на свет мы вступаем в ожесточенную борьбу за выживание с очень агрессивным противником - природой. И с первого же дня подвергаемся ожесточенной разрушительной бомбардировке ее снарядами. И если у тебя железные нервы, хороший окоп и прочный скафандр, если дух твой устойчив и крепок, тело твое продержится дольше. Ты сгниешь несколько позже других. Но гибельного конца не избежать никому. Так было до недавних пор. И вот наука вооружила нас столь дотошными и точными знаниями о природе, что появилась надежда сначала значительно продлить жизнь человеческой особи, скажем, лет на двадцать, если не на все сто, а вскоре и сделать ее бессмертной.
Абсурд, утопия, нонсенс!? Нет! У нас сейчас действительно накопились знания о породе человека, дающие шанс на преодоление смерти, и если мы не воспользуемся им, Бог навсегда отвернется от нас. Вот мы и заняты усердным поиском ключей к бессмертию. Это не алхимия, не изобретение очередного эликсира наобум, научным тыком, нет, - это скрупулезно выверенный, с математической точностью рассчитанный, научно обоснованный, а значит, многократно опробованный способ достижения...
- Вечности что ли?
- Именно! Сейчас главное - это строительство реальных и надежных дорог. Мы должны показать каждому путь к спасению...
- Разве надо спасать?
- Природа неумолима в своем стремлении истребить человека, отомстить ему за обладание сознанием.
- Но ведь это закон. Грех Адама искупить невозможно.
- Все так думают. Это догма, придуманная горбатым умом. Нужно разорвать этот круг представлений.
- И мы беремся это исправить?
- В том-то и дело.
- Но это не дело человека, нечеловеческий труд...
- В том-то и дело, что мы беремся за дело Бога.
- Это даже не царское дело...
- Мы должны взять на себя роль Бога и обязательно справиться с ней.
- С нашими куриными мозгами.
- Ага.
- Но это смешно, если мы это понимаем.
- Если понимаем - это не смешно. Это - божественно. Как ни трудно стать богами, мы должны это сделать. Эта работа добавит морщин, но никто не сделает ее за нас. И кому-то ведь надо быть первыми. Как когда-то мир ждал прихода Иисуса, и Он пришел и явил Себя миру, и мир распял Его, но и принял Его учение, красно шествующее сейчас по планете, так и сейчас все ждут второго пришествия. Для этого все готово. Абсолютно все: наука подготовила в фактах это пришествие и готова показать, дать пощупать и попробовать на зуб эту возможность перехода в вечность, и человек, академик и простая кухарка, готовы воспринять это чудо. Как простую истину! Точно так, как они чистят картошку, зная, что из нее можно приготовить пюре или чипсы, или свечку от геморроя. Вот мы это чудо и явим миру! Ты готов участвовать в этом проекте?
- Я?! Готов...
Я не мог ответить иначе, разве я мог отказаться от возможности заняться Божьим промыслом? Кто бы смог?
- Ты готов?
- Я?! Готов! Тут и думать нечего!
Я вдруг осознал: я готов! И при этом прекрасно понимал, что когда мужчина любой ценой пытается доказать миру свою состоятельность, он может лишиться не только смысла своего существования, но потерять и то, что дано ему Богом, - свое предназначение.
Когда этот голос или тот, кому принадлежал шепчущий мне голос, убедился в моей полной готовности написать книгу о бессмертии, его и след простыл. Я открыл глаза - светило яркое солнце...
Мне часто снится мечта... Впрочем, сон и есть живая мечта, хотя ее не укусишь зубами и не схватишь рукой как вот этот, наполненный водкой стакан. Жаль, что вчера вечером я так и не напился.
- Брось, - говорит Лена, - хвататься за стакан - последнее дело.
- Не пришлось бы выслушивать этого умника. Ну, да ладно. В его словах есть резон. Хорошо и то, что я Жоре не дозвонился. Вот уж кто бы прочистил мне мозг!
- Похоже, Жора сделал бы это с удовольствием.
- Да уж, его хлебом не корми, дай только... Ты уходишь?
- Сейчас, - поясняет Лена, - мы с Милкой идем на школьный базар. Хлопоты разные... Вернемся - будем тебя лечить.
- Думаешь, я болен?
- Еда в холодильнике. Только не пей...
- С утра? Еще чего!..
Часть вторая.
НЕИСТОВСТВО ЛЮБОПЫТСТВА.
Не ищите чудес, их нет.
Ищите знание - оно есть.
Всё, что люди зовут чудесами,
есть только та или иная степень знания.
Тибетская мудрость
Итак, я закатал рукава. Теперь я все делал за всех, я был человек-оркестр и извлекал звуки музыки из каждого прибора, каждой установки и каждой пробирки, пипетки или подложки, как это делали и Юра, и Шут...
Даже Анечка позавидовала бы мне - с такой быстротой я носился между приборами, перескакивая с одного табурета на другой. А с какой аккуратностью и усердием я чистил, мыл, нарезал, взвешивал, крошил!.. Мне позавидовал бы любой лаборант! И даже до жути педантичный, дотошно скрупулезный и всеуспевающий Слава Ушков. Но я уже не помнил, как он выглядит.
