class="p1">— Да, — не сразу ответил Берг. — Николай Дашевский. Ну и что?
— Он погиб шестьдесят три года назад при установлении рекорда на глубину погружения без акваланга. Тело не найдено. До этого установил несколько мировых и континентальных рекордов в плавании и легкой атлетике.
Берг, сморщившись, присел, откинулся на спинку дивана.
— И вы считаете, что это я его утопил? — серьезно спросил он.
Не отвечая, Холин переключил кадр:
— А вот это — швед, Торстейн Торнбю, неоднократный чемпион мира по прыжкам с крыльями и дельтапланеризму. Погиб в буерном пробеге по Сахаре. Буер был найден, тело — нет. — Он глянул назад, но Берг молчал и глядел не на экран, а за окно, на серое, рябящее, как древнее металлическое зеркало, море.
Какое-то противное ощущение неуверенности овладело Холиным. Он снова щелкнул тумблером, но голос Берга неожиданно опередил его комментарий:
— Дерек Смит-Дайкен, англичанин, — сказал он сухо и невыразительно. — Отличался в мотокроссе, собрал все возможные кубки, автогонщик мирового класса, альпинист. Погиб при восхождении на Хан-Тенгри… — Помолчав, добавил — Тело не найдено.
Холина покоробило. Он выключил проектор, закрыл блокнот, и, повернувшись, в упор посмотрел на Берга. Молча, слегка улыбаясь, тот выдержал его взгляд и вдруг спросил:
— Хотите кофе?
От внезапности Холин ответил «да». Берг вышел в маленькую дверь, очевидно, кухонную, и пока он звякал там посудой, журналист успел справиться с нервами. Осмотревшись, он увидел круглую комнату с кольцевым диваном. Неподалеку стоял довольно большой стол на колесиках, заваленный журналами, растерзанными рукописями, непонятными инструментами и пузырьками с мутными жидкостями. На диване валялись свитера, штормовки, детский игрушечный скафандр, ослепительно желтый, с белым шлемом. Весь этот беспорядок не вязался с подобранным видом самого Берга — босиком он ходил для тренировки ступней.
— Это не моя… не мой маяк, — сообщил вышедший из кухни спортсмен, ставя на расчищенный уголок стола поднос и легким, но точным толчком ноги отправляя стол туда, где сидел Холин. — Мой друг мне его уступил на время. Это его вилла, если можно так сказать. Он был построен по проекту отца писателя Стивенсона.
— И скафандр тоже не ваш? — попробовал пошутить Холин, но Берг ответил, не поддаваясь на легкий тон:
— Нет. Сына моего друга.
Подкатив к столу приземистое кресло, он уселся как-то боком и вытянул ноги.
— Итак, что вы все-таки хотите от меня узнать? — спросил он, не притрагиваясь к кофе.
— А почему вы решили, что я от вас чего-то хочу? — вскользь поинтересовался Холин.
— Зачем же еще лететь так далеко?
— Ездим и дальше. Хлеб не легкий, хотя и привычный! — Холин заметил, что в эти несколько минут Берг стал как-то сумрачнее, задумчивее. Его слегка зазнобило: неужели правда? Может быть, лишь сейчас он до конца поверил в то, что в его затее все же есть некое зерно.
— Ну что ж, — проговорил Берг, — тогда снова спрошу я. Зачем же вы говорите со мной как следователь?
— Простите, автоматически, — любезно пояснил Холин. — Журналистам тоже приходится, устанавливая истину, разбирать случаи со смертельным исходом.
— Да, конечно, — Берг не поднимал глаз. — Что дальше?
— Дальше все просто… — Теперь на маленьком экране светилось сразу четыре слайда. — По какому признаку объединены эти четверо?
— Они спортсмены, — медленно ответил Берг.
— Более того, — подхватил Холин, — выдающиеся, почти гениальные спортсмены, и каждый не в одном виде спорта — в нескольких!
Он увеличил изображение.
— Второй признак, по которому их можно объединить, — продолжал он, — ну-ка, Берг?.. Правильно, возраст!
Увлекшись, он изображал диалог, хотя собеседник молчал.
— Третий признак, — Холин больше для эффекта, чем по необходимости открыл блокнот. — Все они погибли при не до конца выясненных обстоятельствах, все в результате несчастного случая. И тела их не найдены…
— Ладно, хватит. — Берг не смотрел на экран. — От меня-то вы чего хотите?..
Холин пристально взглянул ему в лицо, но Берг не опустил глаз. Он спокойно и строго смотрел на журналиста. Холин вдруг снова заволновался.
— Только не думайте, что я вас в чем-то обвиняю, нет. Но, понимаете, мне самому необходимо в этом разобраться. Может, это совпадение, но тогда — редчайшее, практически невозможное! — он подтолкнул к Бергу раскрытый блокнот. — Здесь расчеты, которые сделала ИТЭМ. Это, может быть, и полная чушь, но вот посмотрите сами!..
Поднявшись, он сцепил руки за спиной и подошел к стене. Стекло было усеяно тысячами росплесков — ветер нес дождевые капли, с силой разбивая их о колпак. Море было свинцово-рябое, небо чуть светлее; скалы в пасмурном свете казались угольно-черными, забеленными по вершинам птичьим пометом.
За его спиной Берг захлопнул блокнот. Холин обернулся:
— Не понимаю, что вы считали, — сухо сказал Берг. — Простите, но у меня мало времени…
— Хорошо, я постараюсь уложиться. Итак…
«А с чего, в самом деле, начать, — подумал он. — С того, как сидел, тупо глядя на карту с напечатанной на ней строкой «Полное соответствие — Герман-Дитрих Берг», а панель ИТЭМа мигала индикатором подачи решений? Или с того, как затеял очерк о ныряльщиках и внезапно обнаружил сходство между Торнбю и Дашевским, которых разделяло время и пространство? Как потом совершенно случайно натолкнулся на материалы об эстонце Арнольде Микке, погибшем после фантастически долгой карьеры в скутерных гонках?..»
Но повернувшись к безмолвному Бергу, сказал только:
— Смотрите. — И нажал на тумблер проектора.
На экране появилось пятое лицо.
Берг шумно вздохнул, сцепил пальцы на колене и разжал наконец челюсти:
— Я не погиб, не гений и не пропал без вести. Не подхожу для вашей галереи.
Холин кивнул, как бы соглашаясь, вынул из сумки перфокарту и бросил ее на стол перед Бергом, не сделавшим даже попытки взглянуть на нее.
— Здесь написано, — резко, почти зло сказал Холин, — что, несмотря на незначительные расхождения в очертаниях мускулатуры, цвета волос, глаз, пластифицируемых тканей лица, все пять человек тождественны. Хотя личный код был записан только с троих — Смит-Дайкена, Микка и Берга, но их сходство с остальными может быть установлено даже на основании имеющихся данных.
Он умолк. Молчал и Берг, по-прежнему спокойно и размеренно массируя бок. Холина уже начало раздражать его непоколебимое спокойствие — ему не может быть безразлично услышанное!
— Наконец самое странное, — Холин положил руку на блокнот. — Это люди трех разных веков. Дашевский жил в последней трети двадцатого столетия, Торнбю в конце двадцатого — начале двадцать первого, Смит Дайкен почти четверть века спустя, Микк погиб в девяносто седьмом, а с Германом-Дитрихом Бергом мы имеем счастье и честь быть современниками…
Холин перевел дыхание и облизнул губы. В комнате еще больше стемнело. Дождь усиливался — по стеклу фонаря мчались извилистые струи, ветер сбивал
