— Это я уже понял, — перебил Фома. — Ты не крути, ты дело говори. Кем послан?
— Королем.
Гость в пробковом шлеме явно не шутил, и это помешало Фоме расхохотаться. Королем? В этом мире? Невозможное — невозможно.
— А почему не императором Плоскости?
— Потому что королем, а не императором и не фараоном, — без улыбки пояснил Гумно. — Королем, при котором я уже не феодал, а наместник провинции, чем, должен признаться, вполне доволен.
— Очень интересно. — На этот раз уже Фома не удержался от язвительных ноток. — И что же мне желает передать Его Величество?
— Предложение добровольно присоединить твой феод к нашему государству. На выгодных условиях.
— Интересно, на каких же? Гумно ласково улыбнулся:
— Ты останешься жив, это раз. Твоя жизнь улучшится настолько, насколько это вообще возможно, это два. Во всяком случае, тебе больше не придется работать вьючным верблюдом. Иногда прогуляешься налегке, и только. Вот как я сейчас…
— Странно, что ты вообще сюда дошел, — заметил Фома.
— Ну-ну. Я же был феодалом, а значит, кое-что понимаю в Плоскости. И ты бы дошел до моей провинции, если бы приспичило, разве не так?
— Допустим…
— Опять же: идти налегке и таскать тяжести — очень разные вещи. Иногда прогуляться, а заодно освежить навыки даже полезно. А в остальное время свободен. У тебя есть свой оазис? Ну и живи в нем, как набоб, блаженствуй под сенью струй, гарем заведи… А пища будет. Хорошая и много. Ну как, заинтересовал?
Не то слово, подумал Фома. Особенно радует, что останусь жив. Нечего сказать, одолжил. Гран мерси!
— Кто таков этот король? — спросил он. — Откуда взялся?
— Да все оттуда же, — засмеялся Гумно. — Не знаешь, как люди попадают на Плоскость?
— Тогда почему король он, а не ты? — Фома фыркнул. — Я что-то не пойму: тебе-то кто мешал? Объяви себя хоть властителем всея Плоскости в двадцатом колене и племянником Аллаха. Дураком, правда, назовут, но это твои проблемы.
— Быть может, ты все же выслушаешь? — осведомился Гумно.
— Я только этим и занимаюсь, — сердито сказал Фома. — Есть подробности? Валяй, только короче.
Свой прутик Гумно давно отшвырнул. Теперь он сидел на валуне, заложив ногу за ногу, обхватив пальцами крепкое колено, и по-прежнему чувствовал себя в полной безопасности. Или бравировал.
— Знаю, что ты скажешь: никакие королевства на Плоскости невозможны, произнес он. — Еще недавно я сам так думал. Как обеспечить инвентарем хуторян, чтобы те не подохли с голоду посреди плодородного поля? Как собрать с них оброк? Как встретить вновь прибывших? Ты да я — у нас есть какой-никакой, но талант угадывать ловушки. Это капитал, между прочим! В этом гребаном мире это громадный и притом неотчуждаемый капитал! А как я им пользовался? Курам на смех! Как ты пользуешься им до сих пор? Вечно таскаешься от оазиса к оазису, потому что иначе сам подохнешь с голоду? Верблюд и есть. Ты не злись, это правда. Я сам недавно был таким же верблюдом. Каторжная должность. А ведь выход есть, и один человек его нашел…
— Теперь он, конечно, король? — перебил Фома, настораживаясь. В висках вдруг застучали молоточки. Есть выход? Какой выход? Господи, да если можно найти способ жить лучше, кто же станет возражать против перемен! Король? Да пусть хоть султан, хоть микадо, хоть Гудвин, Великий и Ужасный! Восемь лет бесконечных маршрутов от оазиса к оазису… Восемь выброшенных из настоящей жизни лет!
— Ясное дело, что король он, а не я! Он знает один секрет, а я его не знаю. Хотя, конечно, пробовал… Короче говоря, у тебя в феоде, как я понимаю, есть сколько-то точек выброса новичков? Три? Четыре?
— Не твое дело.
— Ладно, не мое, — легко согласился Гумно. — Одну я видел и, ты уж не обижайся, взял бутылку с водой. Пить хотелось. Где находятся другие точки не интересуюсь. Скажи только одно: тебе ведь приходится постоянно их проверять? Причем, чаще всего с нулевым результатом?
— Будто сам не знаешь, — буркнул Фома.
— Во-от! А у него есть точка выброса, которая работает, как часы! Он нашел способ. Что ни день, то полсотни человек, а то и больше. Сам понимаешь, тут уже совсем другие возможности!..
— Ничего я не понимаю. Какие еще возможности? Да столько людей феод просто не прокормит!
— Он прокормит больше, чем ты думаешь. Но всех кормить и не надо. Только лучших. Селить их в оазисах вдвое-втрое плотнее, чем раньше, и заставлять работать как следует. Чтобы ни одна пядь земли не пропадала. Будь спок, с них можно стричь не то что десять — сорок процентов. Уже проверено. Живы будут, не подохнут. Жить всем хочется, да не все того достойны. Так что если кто сыграет в ящик или возмутится — ну что ж, на его место найдется уйма желающих, ферштейн?
— Не ферштейн, — сказал Фома. — А остальных куда девать?
— Тьфу, тормоз! В носильщики, куда же еще! Я вот сразу допер. Проложить более-менее надежные маршруты, время от времени их корректировать, назначить главного караванщика из тех, кто потолковее, объяснить ему про ловушки — и вперед! Жить захотят — дойдут. Может, и не все, но большинство дойдет, а дохляков и болванов не жалко. Этот метод тоже уже проверен — и еще как работает! Избыток людских ресурсов — это, знаешь, и плохо, и хорошо, так вот: если взяться за дело с правильной стороны…
Гумно мечтательно закатил глаза. Фома ощущал желание двинуть чем-нибудь твердым и тяжелым промеж этих глаз. Если бы гость выказал страх, желание это стало бы непереносимым. Но нет — Гумно, как видно, был убежден в успехе своей миссии.
— Значит, самых никчемных ставим во главу колонны — и вперед на минное поле?
— Ха! По-твоему, лучше кормить балласт за счет тех, кто все-таки на что-то годен?
Логика, подумал Фома. Сейчас же со дна памяти выплыло то, о чем он уже много лет мечтал забыть: женщина с коляской. В коляске лежал младенец мертвый. И женщина была уже мертва к тому моменту, когда Фома и Нсуэ наткнулись на нее в бесконечных скитаниях по феоду. Так уж вышло, что очередной перерыв между посещениями той точки выброса оказался долгим, и матери с ребенком просто не хватило воды. Уж конечно, они не умели ее экономить.
Тела закопали в песок. Бушмен потом долго был мрачен и на вдребезги изломанном английском ругал неприспособленных городских жителей. Выходец из Калахари не мог взять в толк, как можно погибнуть от жажды в пустыне. Не бывает таких пустынь!
А Фома казнил себя. Ведь это из-за него они опоздали на несколько дней. Это он не вовремя подхватил странную лихорадку, от которой все тело покрылось лиловыми пятнами, и суток пять провалялся в том оазисе, где сейчас живет Автандил. Едва не умер, но все-таки выжил благодаря каким-то травкам, добытым Нсуэ, а может быть, выжил не вследствие траволечения, а вопреки ему. Он-то выжил…
