Бурная, тревожная и вместе с тем полная страстного призыва к борьбе импровизация обрывается так же внезапно, как и начинается. Буш поворачивается к стоящему у раскрытого в непроглядную ночь окна Крайнгольцу. На горизонте полыхают зарницы.
- Ты должен срочно покинуть Пейл-Хоум, Ганс.
- Может быть, - медленно отвечает инженер, - но ведь это не так просто. Может быть, ты преувеличиваешь опасность, Пауль.
- Преувеличиваю? А поведение этого мерзкого типа Хьюза? Ведь что он только не творил, чтобы пронюхать о твоих секретах!
- Он никогда не был за "высокой оградой" и, значит, ничем повредить не может.
- А чья-то попытка пролезть в лабораторию?
- Не удалась!
- Но она была. Кому-то все же нужно было совать нос в твои дела. Ну, а отказ в финансировании после того, как тебе оно было обещано? А внезапное, без предупреждения отключение электроэнергии?
Крайнгольц протестует уже менее уверенно.
- Может быть, это просто цепь обстоятельств, странно совпавших, может быть...
- А это? - не на шутку нервничает доктор. - А это тоже совпадение? почти выкрикивает он, поспешно вытаскивая из жилетного кармана маленькую записочку.
- Что это?
- Послание, которое мне вручили недавно. Прочти!
"Послание", полученное доктором Паулем Бушем, не претендовало на изящество стиля, но было весьма красноречивым.
"Эй ты, старая обезьяна!
Если ты еще хоть раз зайдешь в Пейл-Хоум к Крайнгольцу, пеняй на себя, - будешь иметь дело с ребятами босса Джеймса.
Свирепый Джо".
- Пауль, почему ты мне не показал этого раньше?
- А что бы ты сделал? Пошел бы бить физиономию этому "свирепому Джо", которого ты не знаешь? Или, еще того хуже, заявил бы в полицию?
- Пауль, зачем ты шутишь такими вещами? Ведь ты прекрасно знаешь, что они способны на все. Когда ты получил записку?
- Пять дней тому назад.
- Ты с ума сошел, Пауль! Зачем ты приезжал сюда!
- Ганс! - гневно кричит старик. - Ты замолчишь когда-нибудь?
Крайнгольц тихо говорит.
- Спасибо, Пауль. Я конечно, знаю, что ты настоящий друг, что ты не хочешь оставить меня в такие дни одного, но...
Рояль заглушает его голос.
Буш играет с подъемом, с мастерством большого, одаренного музыканта. Играет одну за другой вещи бравурные, задорные, преисполненные огромной внутренней силы.
Гроза приближается. Глубоко внизу озеро все чаще окрашивается ослепительным фиолетовым блеском.
В холл врывается порыв ветра и тушит свечи.
- Спасибо тебе, Пауль. Мне было очень хорошо в эти несколько минут, говорит Крайнгольц. - Я забыл обо всем на свете и слушал тебя, как всегда, с упоением. Спасибо!
- Ну вот, а ты говорил, чтобы я не приезжал в Пейл-Хоум, - весело отвечает Буш.
- Ты все шутишь, Пауль. С этой бандой шутить нельзя. Разве ты не боишься смерти?
- Смерти? - доктор становится серьезным.
- Я прожил много, Ганс, и, конечно, боюсь смерти, но боюсь несколько особенной боязнью, - ну, вот примерно так, как боюсь, что кончается уже концерт, который принес мне столько возвышенного наслаждения. Да, жизнь для меня - наслаждение. И чем сильнее это наслаждение, тем больше боязнь смерти. Ведь жизнь не концерт - она не повторится.
Весь холл на миг озаряется розовым светом. Оглушительный грохот раздается совсем близко, и еще долго после него слышатся затухающие раскаты грома, а когда, наконец, все стихает, в наступившей тишине неумолчно трещит телефон.
- Ага, еще не отключили, - смеется Крайнгольц и выходит в кабинет.
- Пауль, вызывают тебя.
Переговорив по телефону, доктор начинает собираться.
- Что случилось, Пауль?
- Вызывают к больному.
- Куда?
- На ферму к Стиллу.
- К Стиллу? Странно!
- Что же здесь странного? Беда может приключиться со всяким.
- Откуда они узнали, что ты в Пейл-Хоум?
- Вот уж не знаю. Наверное, позвонили в Гринвилл, и там сказали, что я выехал к тебе.
- Стилл сам звонил?
- Нет.
- Кто-нибудь из его семьи?
- Нет. Я не узнал по голосу, кто звонил.
- Пауль, мне не нравится этот вызов.
- Нервы, Ганс, нервы. Нельзя же бояться каждого телефонного звонка. Откуда это у тебя? Я тебя знал не таким!
- Я о тебе беспокоюсь, Пауль. Может быть, тебе лучше не ехать?
- За все тридцать пять лет моей врачебной практики, мой друг, еще не было случая, чтобы я не выехал на вызов к больному. Мне нужно ехать - это долг врача!
- А если это ловушка?
- А если больной умрет без моей помощи?
- Хорошо, Пауль, я поеду с тобой.
- Не говори глупостей, Ганс. Тебе нельзя оставить Пейл-Хоум ни на минуту. Ну, Ганс, до завтра!
Доктор вышел. Крайнгольц подошел к окну кабинета и настороженно стал прислушиваться к звукам тревожной ночи. Раскаты грома становились все глуше и отдаленнее. Порывистый ветер вдруг унялся и стало слышно, как застучали по крыше первые крупные капли дождя.
"Промокнет. Не успеет дойти до фордика и непременно промокнет, подумал Крайнгольц. - Почему он так долго бредет? А может быть, он уже отъехал? Нет, не похоже, не было слышно тарахтения его фордика".
Волнение Крайнгольца усиливалось. Он уже не мог спокойно стоять у раскрытого окна и выбежал на веранду. В нарастающем шуме дождя он услышал сухой короткий треск и бросился к воротам.
У ворот стоял фордик Буша.
На крики Крайнгольца никто не отозвался. Он обежал вокруг машины, заглянул внутрь, снова подбежал к калитке и здесь, при вспышке молнии, увидел Буша. Потоки ливня успели промочить одежду, и она облепила его тощее тело, неподвижным комочком приткнувшееся у ворот.
- Пауль! Пауль!
Крайнгольц подхватил на руки хирурга и понес его к вилле. В кабинете он уложил его на широкий кожаный Диван и кинулся к телефону.
Телефон был уже отключен.
Он в отчаянии продолжал еще стучать по рычагу аппарата, когда ему вдруг почудилось, что Буш заговорил.
При свете одинокой свечи было едва видно, как шевелились побелевшие губы старика. Вместе с хрипом вырывались отдельные бессвязные слова.
- Тампоны... там у ворот... Ты стяни потуже... это был почтальон... Впрочем, бесполезно... Знаешь, Том Келли... В операционную, Ганс... бинты...
Крайнгольц осторожно поднял хирурга и перенес его в операционную.
Здесь Крайнгольц пробыл не более десяти минут. Выходя из операционной, он не забыл замкнуть своим ключом стальные двери "высокой ограды" и медленно, чуть пошатываясь, побрел в кабинет.
В оплывшем огарке огонек еще несколько минут боролся с заливавшим его стеарином и вскоре погас совсем.
Гроза уходила все дальше и дальше. На стенах все тусклее становились отсветы далеких молний. Дождь лил спокойно, мягко.
Крайнгольц сидел тихо, неподвижно и не заметил даже яркого света фар, на миг прочертивших темные стены кабинета, не обратил внимания на звуки сирен.
