Что толку от законов там, где нет никаких инструментов для их работы? Попытайтесь написать компьютерную программу для садовой лейки.
Двадцатилетняя оккупация страны привела, помимо всего прочего, ещё и к укреплению тотального иждивенчества. Даже мелкие торговцы – эта, казалось бы, самая незыблемая и самодостаточная страта любого общества, – живут за счёт перераспределения гуманитарной помощи, поставляемой по каналам ОБС, ООН и неправительственных фондов.
Ещё пятнадцать, ещё десять лет назад можно было говорить о какой-то, пусть чудовищно извращённой, экономике Афганистана. Страна была крупнейшим производителем нелегального героина, обеспечивая, по некоторым данным, до девяноста пяти процентов потребления (к этим цифрам стоит относиться скептически, поскольку Мьянма, Камбоджа и Лаос отнюдь не ушли на морское дно) – но начиная с две тысячи двенадцатого года и эта отрасль начала испытывать кризис сбыта в связи с тем, что государственные импортёры стран ОБС (вернее, тогда ещё ЕС и ЕврАзЭС) могли иметь дело лишь с сертифицированными экспортёрами наркосырья – каковых в Афганистане не было и не могло быть по определению. Ни одна провинция, ни один город не мог существовать, если не имел своей армии; на содержание же армии заработать проще всего было именно производством и продажей наркотиков. Думаю, понятно, что делиться лёгкими деньгами с мифической и непонятно для чего нужной столицей не собирался никто…
Но когда эти деньги стали быстро иссякать, оказалось, что зарабатывать иначе афганцы просто разучились. Теперь это несколько (никто не знает точно, сколько) миллионов безработных, которых человечество довольно равнодушно кормит – а почему бы и не покормить, собственно?..
Непосредственно на питание и предметы первой необходимости тратится процентов десять-двенадцать от той помощи, которая поступает в Афганистан. Остальное идёт на поддержание видимости существования государства.
Вот – проведён «год Афганистана». По мировым столицам прокатились несколько выставок ковров, с десяток коллективов этнографической музыки (в основном узбекских), и три фильма, где так или иначе присутствовал Афганистан, засветились на разного рода фестивалях.
Это всё.
Кстати, о фильмах. Один сделан в Японии, на японские деньги и японским режиссёром, и повествует о нелёгкой службе японских солдат на краю земли, о непростых половых взаимоотношениях в сугубо мужском коллективе и т.д. На всю двухчасовую ленту есть ровно четыре минуты, когда в кадре возникают какие-то местные реалии… Не буду тянуть резину: это окрестности Андижана. И то правильно: зритель схавает и так, а рисковать дорогой техникой, которую в Афганистане непременно попятят, дураков нет.
Другой, «Принц Фархад», костюмно-постановочный, гламурный, снятый в стилистике старого индийского кино, разве что помедленнее, рассказывает о любви афганского принца к молодой жене своего старшего брата, короля… Некоторое время развесистая история даже занимает, пока не становится понятно: нам пересказывают классическую парфянскую поэму Гургани «Вис и Рамин». Но «Вис и Рамин» без эротических сцен – ничто; здесь же режиссёру вкус изменяет, а может быть, актёры стесняются… Но у этого фильма есть хотя бы один существенный плюс: очень качественная операторская работа Вернера Истца, известного нам по артхаузным шедеврам Доминго Кастелланци: «Гнев отца», «Перевал Чёрная радуга», «Две самые смешные смерти»…
Третий фильм, «Сто тысяч золотых дирхемов», псевдо-документальный, микробюджетный, рассказывает об одном дне «маленького человека», который помешан на том, что знает тайну огромного клада. Весь день он мечется по своему городку, доделывая какие-то маленькие дела, которые нельзя отложить на завтра, потому что завтра он станет чудовищно богат и про маленькие дела забудет; ночью его убивают. Фильм снят молодым афганским режиссёром с афганскими же актёрами, но – в Пакистане. Ничего не поделаешь, так надёжнее.
Вот таков сухой остаток «Всемирного года Афганистана», проведённого ЮНЕСКО.
И возникает сразу несколько вопросов, которые можно свести к одному: зачем поддерживать внешними вливаниями существование страны, которая никому не нужна – даже населяющим её народам?
Не один раз – особенно в преддверии очередных «выборов» – высказывалось опасение, что если не удерживать ситуацию какими-то специальными (ну, что там может быть «специального»? много денег, и всё) способами, не укреплять режим – то страна распадётся на части. Так может быть, мы зададим наконец законный вопрос: ну и что? А может быть, пусть она себе распадается? Там нет ничего, скрепляющего эти застрявшие в средневековье провинции воедино. Даже дорог. И этот распад ничем не грозит соседям.
Почему бы даже не разрешить суверенным провинциям к кому-то присоединиться (если их захотят взять)? И так известно, что в Кандагаре куда внимательнее прислушиваются к Исламабаду, чем к Кабулу (и уж тем более к Лазурному берегу). В принципе распад Афганистана предопределён и даже подготовлен, осталось, как говорил классик, только разрешить…
Что касается второго вопроса, вынесенного в заглавие, то скажу так: содержание ЮНЕСКО и стоимость его программ составляют от 18 до 22 миллиардов евро в год – и всё время растёт. Может быть, имеет смысл сделать им переносную штаб-квартиру (в комфортабельных двухэтажных трейлерах) и перемещаться на время проведения очередного «Года» в заглавную страну? Теперь это должна быть Гвинея. А что, глядишь, и был бы какой-то толк от этих акций…
Антон Ф. Пробоев
Согласно всё тому же графику в два часа ночи мы вылетали из «Тушино-2» на самолёте, а в пять утра нам надлежало на военном аэродроме под Астраханью пересесть в конвертоплан «Синильга». Только так мы могли вписаться в отведённое время.
Я забежал домой. Мог не забегать, но забежал – как бы для того, чтобы прихватить «тревожный баульчик». На самом деле мне нужно было другое.
– У меня три минуты, – сказал я.
Лиса курила. Ещё перед ней стоял захватанный стакан с чем-то жёлтым на дне.
– Кстати, тебе привет от всех.
Она стряхнула пепел в стакан.
– Так и от всех?
– Ну… почти.
– Значит, его ты не нашёл… Или не искал?
Я вытащил из кармана фотографию: она со Скифом изображает носовую фигуру полузасыпанного песком траулера.
– Чего тут искать…
Она затёрла окурок пальцами, бросила в тот же стакан. Потянулась за пачкой. Она курила ейский «Голуаз», крепкий и вонючий.
