— Это Маша Вересаева, — представила новенькую классный руководитель Александра Васильевна, молодящаяся крашенная в красный цвет матрона пятидесяти лет. — Она приехала из Тобольска и будет учиться в вашем классе.
Александра Васильевна велела садиться ей на любое свободное место, благо треть класса на занятия предпочитали не являться, оплачивая прогулы наличкой. Урманов сидел на последней парте, и Маша прямиком прошествовала к нему.
— Ты можешь сесть с девочкой, — прошамкала класснуха ей в спину, одетую в легкую ситцевую блузку.
— Я привыкла сзади сидеть, — беззаботно ответила Маша, легко присев на соседний с Урмановым стул и выкладывая на стол книги и тетрадки, все как на подбор чистые и опрятные.
Понукаемый подростковым голодом, он оглядел ее ладную фигурку, склоняющуюся то над столом, то над несерьезным рюкзачком. Больше всего поразило, что у нее не было пирсинга в пупке. В последнее время все девчонки Первого колледжа прокололи себе пупки словно солдаты. "Она не такая как все!" — подумал Урманов, и эта тривиальная мысль поразила его до глубины души.
Учащиеся Первого колледжа были освобождены от обязательного хождения из класса в класс: преподаватели сами ходили к ним. У Урманова не было привычки шататься без дела по коридору, как ни странно новенькая на перемене тоже осталась на месте. Не успел Урманов по обыкновению выставиться во двор, как с удивлением обнаружил, что новенькая без устали разговаривает с ним. В течение пятнадцати минут она сообщила о себе все. О том, что ее папа крупный ученый, подписал контракт с солидной фирмой "Алга-Люкс". Что они будут жить в коттедже на Южном шоссе, что сняла им фирма.
— А твои родители кто? — спросила она неожиданно.
Сидевший спереди Никита только хмыкнул, но осекся под свинцовым взглядом Урманова.
— Не важно, — сказал он, отчего то, разозлившись, ведь хотел, чтобы она с ним заговорила, а когда это произошло, почувствовал беспричинное раздражение.
Чтобы прервать разговор, он сказал грубо:
— Извини, мне надо подготовиться к следующему уроку!
Это было равносильно "Отвяжись!". Она помрачнела, на голубые глаза словно наплыла тень, и они стремительно посинели.
— Да, да, конечно! — было видно, что девочка обиделась до глубины души.
Все-таки он был первым человеком в новой для нее школе, с которым она заговорила. Урманов почувствовал острую необходимость загладить свою вину, но она уже отвернулась от него, показав затылок с упрямым коротким хвостом русых волос. Да и не смог бы он с ней заговорить. С другой стороны, захочет ли она с ним общаться, и не отсядет ли вообще, когда узнает о нем всю правду. Чтобы это поскорее произошло, и доброхоты ей все донесли, Урманов даже вышел из класса. Неожиданно для себя он почувствовал себя пристыженным, словно специально хотел ввести новенькую в заблуждение. Все чувства были новыми, практически неизведанными.
Стоило Урманову скрыться за дверью, Никитка повернулся к новенькой и сказал:
— Я бы на твоем месте сел с кем-нибудь другим.
— Это почему же? — спросила Маша.
— Ты знаешь, кто у него папаша?
— Нет. Разве это важно?
— Про Лешего слыхала?
— Это который в лесу живет?
— Этот в городе. Леший-преступный авторитет, его все боятся. Так вот, твой сосед сын того самого Лешего.
— Вот это я влипла, — прошептала Маша, лихорадочно собирая учебники.
— С другой стороны, если ты сейчас отсядешь, Андрей может обидеться, — заметил Никитка, наслаждаясь произведенным эффектом. — Сразу никто не уходит.
— Ты, пожалуй, прав. Посижу с ним сегодня, а завтра пересяду, — согласилась Маша.
Больше в этот день она ни с кем не разговаривала.
После занятий Урманов видел, как за ней заехал папаша. На вид типичный ученый, лысоватый, в очках с толстыми стеклами. За Андреем как всегда приехал на джипе Кит. Урманов бросил на заднее сиденье рюкзак, сам пролез следом.
— Домой, — сказал он.
— Домой сегодня не получится, пацан, тебя дядя Боря хочет видеть, — возразил Кит.
На выезде они едва не столкнулись с Вересаевыми. Андрей видел растерянные глаза отца Маши, отчаянно крутящего баранку в стремлении уйти от неминуемого, казалось бы, удара. Это все Кит виноват: едет всегда так, будто все обязаны уступать ему дорогу независимо от дорожных знаков, сигналов светофоров и прочей несущественной ерунды. И ведь получается. Кит уже распахнул дверцу и орал на Вересаева:
— Сейчас как дам по очкам!
За отца вступилась дочка.
— Чего разорался! Тебя в зеркало учили смотреть, перед тем как выезжать?
Андрей даже удивился, что она может так вспылить. Теперь перед ним была тигрица. Кит смелости девицы не оценил.
— Чего уставился? — напирала она.
Кит выставил слоновью ногу на подножку машины с твердым намерением выйти и объяснить все наглецам. Андрей ухватил его за плечо, при этом у него возникло и быстро окрепло чувство, что он пытается остановить шагающий экскаватор, и сказал:
— Остынь. Нам ехать надо.
— Убери лапу, пацан! — рыкнул Кит, который никогда не воспринимал Андрея серьезно. — Ты еще будешь мне указывать.
От оскорбления, да еще при новенькой, в груди у Андрея сделалось горячо.
— А ну стой! — на грани фальцета воскликнул он.
Куда там. Кит легко скинул руку и вышел из кабины. Андрею как-то уже "посчастливилось" быть свидетелем разборок Кита с неудачливым водителем. Картина, как здоровяк возил несчастного лицом по окровавленному капоту, до сих пор стоит у него перед глазами.
— Да пошел ты! — отмахнулся Кит, направляясь к обидчикам.
Андрей не понял, что с ним произошло. Возможно, его доконала эта пренебрежительная отмашка. Такого с ним еще не было. Сознание словно отключилось. Это было похоже на отвязанный швартов, и судно понесло в открытое море. Урманов откинул лючок бардачка. Празднично блестящий серебром люггер лежал в нем, как и всегда. Достать его было секундным делом. Оружие словно само выпрыгнуло ему в руки. Андрей выбежал вслед за Китом из машины и наставил пистолет.
— А ну назад! — выкрикнул он, голос поначалу дрожал, а потом ничего, налился силой.
Кит обернулся и ощерился недоброй улыбочкой.
— Ты чего?
— Назад! — Андрей со щелчком отвел собачку.
Улыбку стерли с лица Кита.
— Ты чего обалдел? — вскрикнул он. — Убери волыну!
— Сядешь в машину? В последний раз спрашиваю.
— Гавно вопрос! Да убери ты ствол!
Кит, чертыхаясь, вернулся на водительское место. Андрей опустил пистолет, причем, проделал это резко, рука просто упала вниз, словно потеряв всю свою твердость. Вересаев словно очнулся и дал полный газ, выбрасывая из-под колес тучи пыли. Последнее, что увидел Андрей, было побелевшее лицо Маши. В глазах застыл немой ужас. "Что я наделал?" — с чувством непоправимого подумал Андрей. — "Я опять все испортил! Она меня презирает и теперь больше никогда не заговорит со мной!" Ему не хотелось жить.
