Вновь опустив глаза, он увидел, что Стеффломеис смотрит на него с легкой усмешкой на губах.
Одурманенный красотой церкви, Фаустафф обвел вокруг себя рукой.
— А ведь это сработано теми, кого вы хотели бы уничтожить, Стеффломеис, — произнес он несколько высокопарно.
Стеффломеис пожал плечами.
— Приходилось видеть работу и получше. С моей точки зрения, профессор, это ограниченная архитектура, неуклюжая. Дерево, камень, сталь или стекло — независимо от того, какие материалы вы употребляете — они всегда неуклюжи.
— Итак, это вас не вдохновляет? — спросил Фаустафф.
Стеффломеис рассмеялся: — Нет. Вы наивны. Профессор.
Не в силах описать чувства, которые пробудила в нем церковь, Фаустафф ощутил замешательство, пытаясь представить, какие именно чувства пробудила бы в нем архитектура, близкая Стеффломеису, если бы он имел шанс с ней столкнуться.
— Где же эта ваша архитектура? — спросил он.
— Не в тех местах, что знакомы вам, профессор, — Стеффломеис продолжал увиливать, и Фаустафф снова задал себе вопрос, не связан ли он каким-либо образом с У-легионами.
Орелли был занят наблюдением за своими людьми. Внезапно он обратился к ним.
— Что вы думаете о моей штаб-квартире?
— Очень впечатляет, — Фаустафф хотел бы сказать что-нибудь получше. — Она велика?
— Монастырь, пристроенный к собору. Те, кто живет там, следуют правилам, несколько отличным от тех, коим предавались прежние жильцы. Пройдем туда? Я велел подготовить лабораторию.
— Я хотел бы поесть, прежде чем приступить к занятиям, — сказал Фаустафф. — Надеюсь, ваша кухня так же превосходна, как все окружающее.
— Она даже лучше, если это возможно, — ответил Орелли. — Конечно, сперва мы поедим.
Позже все трое сидели в большой комнате, ранее служившей личным кабинетом аббата. Ниши были заставлены рядами книг, преимущественно религиозными трудами на разные темы; стены увешаны репродукциями картин. Большинство из них изображало различные версии «Искушения святого Антония» — здесь были представлены Босх, Брейгель, Грюневальд, Шонгауэр, Хайс, Эрнст и Дали, а также несколько других, которых Фаустафф не узнал. Еда была почти так же хороша, как похвалялся Орелли, а вино превосходное, из монастырского погреба. Фаустафф указал на репродукции.
— Ваше пристрастие, Орелли, или вашего предшественника?
— Его и мое, профессор. Вот почему я их здесь и оставил. Только, возможно, его интерес был слегка более маниакален, чем мой. Я слышал, в конце концов он помешался. Иные думали, что виной была одержимость, другие… — он улыбнулся своей жестокой усмешкой и несколько издевательски отсалютовал стаканом Босху, — delirium tremens[2].
— И что же было причиной запустения монастыря — почему сейчас собор не действует? — спросил Фаустафф.
— Возможно, это прояснится, если я назову наше географическое местоположение на З-4, профессор. Мы в районе, ранее называемом Северо-Западной Европой. Точнее, мы поблизости от места, где когда-то стоял город Гавр, хотя здесь, собственно говоря, нет ни признака города, ни моря. Припоминаете С.Н.М., что вы взяли под контроль в этих краях, профессор?
Фаустафф был озадачен. Он еще не видел, что лежит за монастырскими стенами, а окна, выходящие из монастыря, были плотно занавешены. Он предполагал, что находится в каком-то провинциальном городе. Теперь он встал и пошел к окну, отодвинув тяжелую бархатную портьеру. Было темно, но безошибочно различался отблеск льда. Под луной, уходя за горизонт, тянулось огромное ледяное поле. Фаустафф знал, что оно захватывает Скандинавию, часть России, Германию, Польшу, Чехословакию, отчасти Австрию и Венгрию, а в другом направлении покрывает половину Бретани до самого Гулля.
— Но здесь кругом лед на сотни миль, — сказал он, обернувшись к Орелли, сидевшему, попивая вино и продолжая улыбаться. — Каким образом на такой земле могло быть создано такое строение?
— Оно здесь уже было. И служит моей штаб-квартирой с тех пор, как я обнаружил его три года назад. Оно как-то избежало С.Н.М. и уцелело. Монахи бежали, прежде чем С.Н.М. дала реальный эффект. А я нашел его позже.
— Но я никогда не слышал о чем-либо подобном, — сказал Фаустафф. — Собор и монастырь в сердце ледяной пустыни. Как они спаслись?
Орелли возвел глаза к потолку и ухмыльнулся.
— Возможно, божественное вмешательство.
— Полагаю, каприз, — заметил Фаустафф, снова усаживаясь. — Я видел подобные вещи, но столь впечатляющие — никогда.
— Оно соответствует моим пристрастиям, — сказал Орелли. — Уединенно, просторно, и с тех пор, как я установил кое-какое отопление, вполне комфортабельно. Меня это устраивает.
На следующее утро, в сборной лаборатории Орелли, Фаустафф смотрел на двоих обнаженных У-легионеров, лежащих перед ним на каталке. Он решил: одно из двух — или Орелли с ним играет, или и впрямь верит, что его познания простираются и на биологию. Сделать же он мог очень мало помимо того, чем занимался в данный момент — снимал показания электроэнцефалограмм. Было нецелесообразно выводить Орелли из заблуждения, поскольку профессор был убежден, что, если он не докажет свою полезность, Орелли может его убить.
Кожный покров легионеров по-прежнему напоминал чуть теплый пластик. Дыхание отсутствовало, конечности были расслаблены, глаза остекленели. Когда ассистенты расположили электроды на головах лежащих, он подошел к энцефалографу и принялся изучать диаграммы, которые начали поступать из машины. На них рисовалась волнообразная линия — постоянная волна, как если бы мозг был жив, но совершенно бездействовал. Показания прибора лишь подтвердили очевидное.
Фаустафф взял шприц и сделал первому У-легионеру инъекцию стимулянта. Второму он ввел депрессант.
Линии энцефалограмм совершенно не изменились.
Фаустаффу пришлось согласиться с предположением Орелли, что люди находятся в состоянии заторможенной жизнедеятельности всего организма.
Ассистенты Орелли, помогавшие ему, были столь невозмутимы, что слегка смахивали на изучаемых им субъектов. Он обернулся к одному из них и попросил включить рентгеновский аппарат. Аппарат выкатился вперед и сделал несколько снимков обоих У-легионеров. Ассистент протянул пластины Фаустаффу. Пары быстрых взглядов на снимки хватило, чтобы понять — хотя люди, распростертые на столе, казались обычными живыми существами, они ими не являются. Их органы были упрощены так же, как и костная структура.
Фаустафф положил снимки рядом с У-легионерами и сел. То, что следовало из его открытия, наплывало на его сознание, но он чувствовал, что не в силах сосредоточиться. Эти создания могли появиться из дальнего космоса и могли представлять расу, искусственно произведенную на одной из параллельных планет.
