Наступало выздоровление.
Яша снова перевел взгляд на полки с приборами. Сегодня они звали его к себе особенно сильно. Так хотелось поскорее покинуть постель, разложить на столе инструмент и что-то делать…
Яша попытался сесть. Голова кружилась от слабости, в груди все горело. Но сидеть он все-таки мог. Тут открылась дверь и в комнату вошла мать,
— Яша! — испугалась она. — Что же ты делаешь? Разве забыл, что говорил Подкорытов? Хочешь нажить осложнение?
— Я на улицу хочу. — Мальчик сдвинул брови нехотя опустился обратно на подушку.
Вечером с работы пришел отец. Яков услышал его тяжелые шаги и вопрос к матери: «Ну, как?» Анна Матвеевна ответила: «Был Подкорытов. Яше лучше». Отец долго плескался под краном, громко, с наслаждением фыркая. Мать звенела посудой, готовя ужин.
Поднявшись из-за стола, Филипп Андреевич направился в Яшину комнату. Был он высок ростом, смуглый, с проседью в черных волосах и не то чтобы широкоплечий, но мускулистый. В каждом его движении чувствовалась уверенность, немигающие глаза смотрели немножко исподлобья, в упор. Говорил он негромко, глуховато.
Филипп Андреевич сел на стул у изголовья кровати, уперся ладонями в колени.
— Ну, как дела?
— Дела идут, — ответил Яша.
— Дела лежат и болеют. — Филипп Андреевич покосился на дверь и запустил руку в карман штанов. — Держи, изобретатель.
Перед глазами Яши появилась дрель — неоценимая вещь, с помощью которой можно сверлить отверстия не только в дереве, но и в металле.
— А вот тебе и сверла про запас. По дороге купил. Спрячь-ка покуда под подушку, Мать увидит — разворчится.
— Я себя совсем хорошо чувствую, — сказал Яша. — Если бы мама разрешила, так и встал бы даже.
— Лежи, лежи, храбрец. В зеркало себя видел? Один нос остался. Уж очень тебя крепко на этот раз скрутило, Яков. Беда прямо с тобой…
— Я-то тут при чем? Подкорытов говорит, что у меня особая восприимчивость.
— Да уж конечно. Против медицины ничего не скажешь.
Филипп Андреевич полез в другой карман, вытащил свернутую газету, В комнату, вытирая руки полотенцем, вошла Анна Матвеевна,
— Что там пишут? — спросила она.
— Японцы пошаливают, очухались после двадцать второго года. — Филипп Андреевич развернул газету. — Опять пограничный инцидент, на заставу напали. Силы наши прощупывают.
Он стал читать вслух. Даже-в голосе его звучала внутренняя сила. Суровую жизненную школу прошел Филипп Якимов. Начиналась она на Ленских приисках. Там он родился, с детства работал на англичан, во время расстрела, всколыхнувшего всю страну, был ранен в бедро. Отлежавшись, Филипп бежал с Ленских приисков, добрался до Приморья, там женился на дочери сучанского шахтера, помогал подпольным большевистским организациям, дрался в партизанских отрядах.
Теперь Филипп Андреевич работал на железнодорожной станции Южноуральск, формировал составы. Работа была по нему, он любил постоянное движение, любил ощущать четкость и слаженность огромного механизма станции.
— Володя не приходил? — спросил отец.
— Нет, не приходил, — ответила Анна Матвеевна.
Володя был старший брат Якова. Он кончал танковую школу…
На этот раз выздоровление, действительно, затянулось. Прошло еще полмесяца, прежде чем Яше разрешили покинуть постель, да и то после долгих слезных упрашиваний.
Соображения Подкорытова насчет возможных осложнений, к которым, безусловно, склонен такой ослабленный организм, пугали Анну Матвеевну, делали ее неуступчивой. Она прислушивалась к каждому слову врача, следила за каждым движением Яши, придумывала для него особую пищу, одевала теплее, бледнела при одном виде царапины на его теле. Филипп Андреевич постоянно ссорился с женой, но встречал такой решительный отпор с ее стороны, что поспешно соглашался.
Анна Матвеевна помогла Яше одеться. Обняв ее за шею, Яша поднялся на ноги. Комната закачалась под ним, все поплыло куда-то. Он поспешно схватился за спинку кровати и сел обратно.
— Те-те-те… — покачал головой Подкорытов, сидевший тут же. — Ослабли мы, ослабли, что и говорить. Окрепнуть бы еще нужно.
— Ты слышишь, что говорит доктор? — Мать умоляюще посмотрела на Яшу. — Приляг, неужели ты не можешь потерпеть еще день-другой?
— Не могу, мама, — Яша снова спустил ноги с кровати. — Я здоров? Здоров. Тогда в чем дело?
Подкорытов собрался уходить. Анна Матвеевна пошла проводить его. Оставшись один, мальчик поспешно ухватился за спинку кровати одной рукой, другой уперся в стул и снова встал на ноги. Пол сразу превратился в палубу корабля, плывущего по бурному морю. Пошатываясь, Яша добрел до стола. Здесь отдохнул, оглядел комнату. Затем он с трудом одолел путь от стола до окна и прижался лбом к прохладной освежающей поверхности стекла.
Яркий весенний день ослепил его. Снега уже не было, на газонах зеленела трава, набухали почки кленов и тополей. Улица выглядела необычно людно. Голубое безоблачное небо, зелень, вымытые стекла в четырехэтажном доме на той стороне — все казалось мальчику необычным, красочным, зовущим.
— Яша! — испугалась Анна Матвеевна, появляясь в дверях. — Ты у окна?
— Ах, да ничего же не случится, мама, — рассердился Яша. — Окно у тебя так проклеено, что ветер скорее сквозь стену пройдет, чем…
— Я эти разговоры давно слышу. Тебе просто нравится мучить меня.
Возвращаясь на кровать, Яша успел по дороге прихватить книгу. Это была «Тайна двух океанов» в отличном тисненом переплете, подарок Володи. Книгу Яша прочел еще до болезни, но он любил перечитывать интересные места или заново просматривать иллюстрации.
Впрочем, от книги его вскоре отвлек условный стук в двери квартиры. Сердце мальчика радостно вздрогнуло. Так умел стучаться только один человек на свете — Борис Сивков, лучший друг Яши.
— Мама, открой! — закричал Яша. — Скорее!
— Спешу, прямо с ног падаю, — проворчала недовольная Анна Матвеевна. — Лежи и жди.
Борис Сивков жил вдвоем с дядей в том самом доме, который стоял через дорогу. Ни отца, ни матери у Бориса не было. Умерли они в один год от туберкулеза. Но Борис рос крепким, отлично сложенным, румяным мальчиком. Дядя его, инженер-строитель, часто ходил на охоту и брал с собой племянника. Борис хорошо плавал, еще лучше стрелял из, ружья, любил бродить по лесу, лазать по деревьям, увлекался рыбной ловлей. Был он очень мирного нрава, уступчив, редко спорил с товарищами. Его по-девичьи голубые глаза смотрели приветливо, ходил он вразвалку, не вынимая рук из карманов.
